Особенно,... 
26 
А это значит, что Соколу нет нужды самому отказываться от наслаждения, которое сулит тело Кэрол. Ее руки ласкали лицо юноши, трепали его густые волосы, она все теснее прижималась к нему, целуя губы, подбородок, шею Сокола. Он слегка отстранился от девушки, чтобы опытной рукой начать быстро и уверенно расстегивать пуговицы на ее блузке.
– Здесь так открыто, – прошептала она протестующе, хотя блузка уже соскользнула с ее плеч. – Что, если нас кто-нибудь увидит?
На этот вопрос невозможно было найти удовлетворительный ответ, и Сокол не стал и пытаться отыскивать его. Сняв блузку с плеч Кэрол, он шагнул в сторону и расстелил ее на земле. Снял свою шляпу и повесил на луку седла. Затем сбросил рубашку и положил ее рядом с блузкой Кэрол, чтобы жесткая, выгоревшая на солнце трава не колола их обнаженных тел. Когда он обернулся, Кэрол стояла полуобнаженная и ждала, наблюдая за его приготовлениями.
Сокол протянул ей руку. Она колебалась только миг, затем положила свою маленькую белую ручку на его большую коричневую ладонь и позволила ему уложить себя на импровизированное ложе. Сокол медленно склонился над девушкой, не сводя глаз с ее стройного тела.
– Красивое у меня тело, Сокол? – спросила она задыхающимся, но требовательным голосом.
Сокол прилег рядом с ней, вытянулся во весь рост и, приподнявшись на одном локте, посмотрел на Кэрол.
– Да.
Его рука легла на трепещущее тело девушки. Погладила плоский живот и поднялась выше, к пышной груди.
– Я представляю, как в один прекрасный день твои груди отяжелеют и нальются молоком, а младенец будет жадно их сосать.
Палец Сокола скользнул к напряженному соску. Когда Кэрол застонала от безудержной страсти, Сокол улыбнулся, и рука его, едва коснувшись шеи, зарылась в шелковистые волосы, разметавшиеся вокруг головы девушки, как золотая корона.
– Твои волосы блестящие и яркие, как солнечный свет, – он искренне и от всей души говорил ей то, что отказывался сказать на вечеринке, когда Кэрол требовала, чтобы он вступил в соревнование с Чэдом. – И на ощупь мягкие, как кукурузные рыльца. А глаза у тебя цвета она-камня.
Он приподнял ее голову, чтобы ощутить губами шелковистость ее щеки.
– Что такое она-камень? – прошептала Кэрол.
Комплимент пробудил в ней невольное любопытство, заставив на миг отвлечься от ласк.
– Навахо верят, что все на свете бывает двух родов – мужского и женского. – Сокол поцеловал Кэрол в шею, и она вновь застонала от наслаждения, а его рука уже остановилась на поясе ее джинсов. – Колорадо – это река-мужчина, потому что его воды несутся бурно и стремительно, а спокойная Рио-Гранде с тихим течением – женщина. Высокие, крепкие деревья – мужчины, а те, что поменьше и послабее, хотя и той же породы, – женщины. Точно так же и камни. У бирюзы есть два основных цвета. Темно-голубая бирюза – это он-камень, а та, что имеет зеленоватый оттенок, как твои глаза, – это камень-она.
Его пальцы проворно расстегнули застежку на поясе и потянули за язычок «молнии». Кэрол стала помогать ему стягивать с себя джинсы. Потом Сокол встал, чтобы снять свои выцветшие «леви». Отбросив брюки в сторону, он увидел в ее глазах лихорадочный блеск.
– Боже, ты выглядишь таким дикарем в этой набедренной повязке, – проговорила она, задыхаясь от возбуждения. – Зачем ты носишь ее?
– В ней гораздо удобнее, – слегка пожал плечами Сокол и сбросил повязку, скрывавшую его мужскую плоть.
– Когда я увидела тебя в таком виде, мне почудилось, что я – белая пленница, – Кэрол попыталась засмеяться, чтобы показать, что это всего лишь шутка. – Скажи, а навахо когда-нибудь крали белых женщин?
Ее голос дрожал от любопытства.
Сокол привык к этому вопросу. Всякий раз, когда женщина узнавала о его смешанной крови, она задавала его до или после того, как ложилась с ним в постель, и даже во время любовных ласк.
Он утвердительно кивнул:
– Белых женщин, мексиканок, апачей – всяких женщин. Совершенно неважно, какого они были роду-племени. Из-за того, что браки внутри клана запрещались, навахо иногда совершали набеги за женами.
Сокол опустился рядом с ней. Движение было плавным и неспешным, словно у змеи, скользящей в сухой траве.
– А что, если я буду сопротивляться?
Он без труда прочитал выражение, застывшее на лице девушки, – возбуждение от близости «опасного» полукровки. Губы его скривились в ленивой усмешке. Сокол придвинулся к Кэрол, и, приподнявшись, он грудью прижал ее к земле.
26 
