– До следующего раза.
Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его, вложив в это нежное многозначительное прикосновение все то, что вкладывала всегда. Реакция Ченса была скорее автоматической – его голова была занята предстоящей встречей с Хэтти.
Не успел он отвернуться от Лючанны, чтобы пройти к своему номеру, как забыл о ней, предавшись мыслям о Хэтти Морган – она подчинила себе его сознание, как когда-то подчинила его самого. Когда-то, но не сейчас. Все давно кончилось.
Кончилось?
Его губы изогнулись в грустной улыбке – вот опять она велела ему явиться, и он не ослушался ее приказания. Однако на этот раз – по собственной воле. Он должен был выяснить, что привело ее в Сан-Франциско. Ченс был убежден, что только смерть могла вынудить ее покинуть Морганс-Уок.
Как видно, он ошибался.
Он повернул ключ в замке. Из глубины комнаты доносилась мягкая музыка – убаюкивающие звуки скрипок, а в гостиной горел свет – трогательная забота ночной горничной. Войдя в номер, Ченс закрыл за собой дверь, поднес ключ к карману и замер на месте.
В кресле с подголовником сидела Хэтти. Он оглядел ее отороченный норкой допотопный дорожный костюм и уличные туфли на низком каблуке. Голубоватая седина ее коротко остриженных волос мягкими волнами обрамляла лицо.
На первый взгляд она могла показаться добренькой тетушкой, однако при ближайшем рассмотрении ее гордая прямая осанка, негорбившиеся плечи и обтянутая перчаткой рука, сжимавшая набалдашник трости, как королевский скипетр, говорили о другом.
– Ты опоздал. – В ее хриплом голосе слышалось не просто неудовольствие, но и упрек.
– Ну и что?
У Ченса на щеке дернулся мускул – он вспомнил, как восьмилетним мальчиком содрогался от ее слов, подобных ударам кнута и всегда исполненных жуткой злобы, и от черной ненависти, горевшей в ее глазах. Он взглянул на второе кресло, повернутое к Хэтти, и отошел от него к небольшому бару.
– Мне, безусловно, придется выговорить портье за то, что он впустил в мой номер постороннюю женщину. – Он плеснул в стакан бренди. – Как тебе удалось сюда проникнуть, Хэтти? Неужели он поверил в то, что ты моя милая старая тетушка? – Ченс цинично ухмыльнулся, взяв стакан и обхватив рукой его округлое дно.
– Все гораздо проще, – бросила она. – Я просто-напросто подкупила горничную. Я никогда не прибегаю ко лжи, чтобы добиться своего. Я не из породы Стюартов.
Он улыбнулся этой колкости, которая на самом деле его не рассмешила – стоя в центре, он испытывал лишь холодный гнев.
Он с удовлетворением заметил, что ее губы сжались в еще более тонкую ниточку.
– Ты торжествуешь, не так ли? Поскольку думаешь, что у меня нет другого выбора, кроме как оставитъ тебе в наследство Морганс-Уок.
– А тебе ведь не дает покоя мысль, что Морганс-Уок достанется Стюарту. Однако ты связана условиями наследования поместья. После твоей смерти оно должно перейти к кровному родственнику. Если такого нет, оно становится собственностью штата Оклахома. Но этому не бывать, верно? – Ченс помолчал и отхлебнул бренди, почувствовав, как оно окутывает язык теплом. – Жаль, что у тебя нет детей, Хэтти. Тогда бы тебе не пришлось завещать поместье племяннику, которого ты презираешь.
Оба знали, что она не могла иметь детей в результате тяжелой травмы, полученной в юности во время прогулки верхом. У него сохранилось туманное воспоминание о ссоре между Хэтти и его отцом.
Отец, в числе прочих оскорблений, издевательски заметил, что она только наполовину женщина: потому ее и снедают зависть и злоба, что ей никогда не произвести на свет собственное дитя. Лишь много позже Ченс понял смысл этих слов. Тогда же он понял, что ненависть Хэтти имеет гораздо более глубокие корни.
– Морганс-Уок ничего для тебя не значит, – мягко поправил он. – У меня сохранилось множество воспоминаний о доме, где я прожил одиннадцать лет… о доме, где умерла моя мать. Ее тело еще не успело остыть, когда ты вышвырнула нас вон.
– Я вышвырнула вон злого волка с детенышем. Если бы не сестра, я бы сделала это гораздо раньше. – На ее лице не отразилось ни малейших угрызений совести.
– Ты никогда не скрывала этого ни от кого из нас. Даже матери не дала умереть спокойно, – вспомнил Ченс, и к нему вернулась вся горечь детства.
– Твой изысканный наряд, утонченная внешность и фальшивая улыбка могут обмануть кого угодно, но только не меня. Пусть другие изумляются твоей способности отыскивать у людей слабые места и использовать их, но я прекрасно знаю, что волчья хитрость и злоба – твои врожденные качества. Неужели ты думаешь, что я не догадывалась о твоих намерениях в отношении Морганс-Уока? Каждый из Стюартов разрушает дотла все то, на что накладывает лапу.