Но Киннкэйд сказал совсем не то, о чем думал в данный момент. Сейчас его больше всего волновала необыкновенная, удивительная красота Иден.
— Я вас недооценила, — пробормотала она.
— А в чем дело? Вы удивились, что я сказал правду? Или никак не ожидали услышать ее от меня?
— А это важно?
— По правде говоря, нет.
Вдруг совершенно неожиданно он обнял Иден и прижался губами к ее губам. Она буквально оцепенела от его теплого, искусного поцелуя.
Киннкэйд поддался неудержимому порыву. Он разгадал в ней страсть, и ему захотелось ощутить ее. Он прижался крепче к ее губам, чувствуя их нежность, потом его губы раскрылись и поглотили их.
Другие женщины, как он знал по опыту, подались бы к Нему, отвечая на ласку, или отпрянули назад. Она же стояла окаменев, как школьница. Ее неопытность стала совершенно очевидной. Это его потрясло. Киннкэйд отстранился, пытаясь совместить то, что он узнал о ней, с внешностью зрелой, вполне расцветшей женщины.
Она побледнела, и в ее глазах он прочел страх и гнев. И все же какое-то шестое чувство подсказывало ему, что его поцелуй был приятен девушке. И в этот момент Киннкэйд понял — она будет принадлежать ему.
— Вы правы, что не очень-то доверяете людям, — сказал он и выпустил ее из объятий. — Вы и мне не должны доверять.
— И не буду. — Она произнесла эти слова как клятву и прошла мимо него в дом.
Часом позже Киннкэйд лежал на своей лавке в бараке, уставившись в потолок. Мысли его все еще были заняты Иден Росситер — хладнокровной убийцей, как считали многие. И все же она была загадочна и привлекательна для него.
Около полуночи Киннкэйд проснулся от крика Он мгновенно открыл глаза и прислушался. Крик повторился. Это был женский крик, полный ужаса. Киннкэйд отбросил легкое одеяло и выпрыгнул из койки. В одних трусах он подошел к открытому окну и начал всматриваться в хозяйский дом.
Там все было тихо и спокойно, лишь желтоватый свет просачивался сквозь деревья из окон второго этажа. Криков больше не было слышно, и Киннкэйд вернулся в постель.
Чьи-то руки цепко схватили Иден за плечи. Она сопротивлялась, но ее трясли все сильнее.
— Иден, проснись!
Она рванулась назад и съежилась, прячась в подушки. Глаза ее расширились от страха, и она несколько бесконечных секунд вглядывалась в лицо брата, не узнавая его.
— Это я, сестренка, — нежно пробормотал Винс. — Все в порядке. Все о'кей.
Постепенно Иден пришла в себя. И все же, только когда Винс взял ее за руку, она с облегчением вздохнула.
— Теперь все прошло? Тебе лучше? — спрашивал Винс.
— Да.
Но ее голос все еще дрожал, и она чувствовала себя далеко не лучшим образом.
Иден панически боялась закрыть глаза: образы и ощущения, пришедшие к ней во сне, находились здесь, рядом. Они оказались слишком реальными. Она заставила себя сесть и попыталась успокоиться.
— Иден, тебе что-нибудь принести? Виски? Воды?
— Нет. Спасибо.
— Когда эти кошмары возобновились? — спокойно спросил Винс.
— Это первый раз за… долгое время.
По крайней мере два, а может быть, и три года их не было, но Иден не могла точно сказать, как давно. Она провела по обнаженным плечам, все еще холодным и влажным.
— Я уж думала, с ними покончено.
— Хочешь, я немного посижу с тобой?
— Нет. — Она покачала головой. — Прости, что разбудила.
Винс поднялся на ноги.
— Ты можешь кричать, вопить и звать своего старшего брата когда угодно. Хочешь, чтобы я оставил свет?
— Да. Спасибо тебе.
Иден с трудом улыбнулась ему, но улыбка исчезла, как только Винс вышел из спальни.
Она сидела, откинувшись на изголовье кровати кленового дерева. Очень медленно страх и дурнота начали проходить. Сквозь экран, закрывавший окно ее спальни, проникал прохладный ночной воздух. Ветерок нежно обдувал Иден.
Почему после столь долгого перерыва кошмары начались снова? Что их вызвало? У нее было какое-то неясное и тягостное чувство, что в глубине души она знает причину — поцелуй. Из-за него ее стали преследовать ощущения, вызывающие воспоминания.
Ведь в тот, другой раз ей тоже был приятен поцелуй. Сначала очень приятен. Сначала… И глубокий сон окутал ее плотной пеленой.
Глава 8
В сером предрассветном тумане, предвещая скорый восход солнца, закричал петух. Довольный собой, он горделиво прошелся по двору, безучастный к людской жизни.