Пролог

Когда Джек познакомился с Джилл…

Нет, не так.

Когда Джилл казалось, что Джек — ее единственный мужчина…

Опять не то.

Когда Иви родила от Джека…

На самом деле и это неправильно, потому что сначала Джека пригласил на работу отец Иви, а еще до этого Джек уехал из Сайлент-Крик, потому что его выгнала Джилл…

И какого дьявола здесь вечно крутится эта Джилл, если он ее уже десять лет не видел и, бог даст, не увидит еще десять лет, а вот Эми нужна мать, потому что Иви…

Иви умерла.

Ужасно, по— дурацки звучит: Иви умерла. Никто не верит. Джек сам тоже не верит. До сих пор.

Иви умерла три месяца назад. Ей было двадцать три с половиной года.

Эми… Эмили Иветта Джозефина Браун — дочь Иви и Джека. И Джилл здесь совершенно ни при чем.

И за окнами уже все серое и утреннее, и сейчас зазвенит будильник, и надо будет встать и отправиться на кухню, чтобы согреть молоко для дочки и сварить кофе для себя, хотя с куда большим удовольствием он бы сейчас шарахнул стакан виски…

Иви, что ты наделала?!

Когда он увидел Иветту Леруа шесть с половиной лет назад, то даже не поверил, что такие девушки вообще водятся на свете. Во всяком случае, в тех краях, откуда был родом Джек, такие точно не водились. Там девки были все больше кряжистые, мускулистые, вполне способные рявкнуть на гризли так, чтобы несчастный зверь убрался восвояси…

Иветте было шестнадцать с половиной лет, у нее были золотистые локоны, как у Барби, голубые глаза с длиннющими черными ресницами, как у Барби, тоненькая талия, как у Барби, высокая грудь и длинные ноги, как у Барби… короче, она вся была, как Барби, только вдобавок ко всему умела смеяться звонко, словно весенний ручеек, пела песенки на французском и умела слушать мужчину так, что он расправлял плечи и начинал безудержно врать про свои подвиги…

Гай Леруа, отец Иветты, загодя предупредил нового сотрудника: дочка имеется, красавица и умница, но в жизни ей предназначено нечто получше полудикого ковбоя— лесоруба из Монтаны, будущим летом она отправится в университет, в Висконсин…

Будущим летом Иветта родила Джеку Брауну дочку Эми, но это уже совсем другая история.

Сейчас надо встать и сварить кофе. А потом пойти и разбудить Эми — крошечного золотоволосого эльфа, который никогда в жизни не плакал и не капризничал ровно до того момента, как три месяца назад узкий белый гроб, усыпанный лилиями и нарциссами, опустили в могилу на семейном участке Леруа…

Кофе. И немножечко виски. Просто чтобы не умереть от воспоминаний.

А у Джилл всегда получалось ладить с детьми…

Последняя мысль была и вовсе не к месту, но Джек Браун почти сразу же о ней забыл.

1

Для того чтобы более или менее привести это повествование в порядок, нужно найти хоть какие-то отправные точки. Начнем издалека.

Джек Браун родился тридцать пять лет назад в Сайлент-Крик, штат Монтана. Отец Джека был водителем-дальнобойщиком, мать — врачом. Относительно родословной Джека важно еще и то, что прадед его отца принадлежал к племени Сломанного Пера индейцев-шошонов, а бабка матери была чистокровной сиу из племени Черного Лося.

Джек родился в Сайлент-Крик, вырос в Сайлент-Крик, пошел здесь в школу и даже закончил ее, потом был в армии, откуда вернулся опять— таки в Сайлент-Крик… вполне вероятно, что и всю остальную жизнь он запросто мог быпровести в Сайлент-Крик, главным образом потому, что ему там чертовски нравилось.

Что это за место?

Если вы посмотрите на карту Соединенных Штатов, то увидите на ней примерно в середине и чуть севернее большое зеленое пятно неясных очертаний. Насчитаете на этом пятне с десяток названий населенных пунктов. Так вот: Сайлент-Крик среди этих названий НЕ будет.

Зеленое пятно — это штат Монтана. Крайне зеленый, крайне суровый и крайне неприступный край. Здесь до сих пор без всякого труда и видимых усилий растут почти тысячелетние кедры и сосны, а вода в горных реках так же чиста и прозрачна, как и в день своего творения.

Монтана — край гор и лесов — сама позаботилась о собственной безопасности. Разумеется, человек — с его-то вечной жаждой совать нос куда не надо и желанием обогатиться любой ценой — рано или поздно вырубил бы эти леса, сровнял бы с землей эти горы, настроил бы на реках электростанций и всяких целлюлозно-бумажных комбинатов… но зачем же было трудиться, когда в распоряжении молодой американской нации была громадная равнина — от Нью-Йорка до Лос- Анджелеса, от Бостона до Фриско? На первых порах Монтану оставили в покое, а уже ближе к нашим дням и вовсе сообразили, что леса Монтаны — своеобразный аналог человеческих легких.

  1