37 
– Вовсе нет. Голый секс должен быть обоюдным желанием.
– Ха, тогда мы можем и вовсе не совпасть. У нас разные биоритмы.
Глаза Марка слегка потемнели.
– Ну, пока они совпадают… если я ничего не путаю.
Она даже не пошевелилась, пока он ее раздевал. Не издала ни звука. И только когда утомленный и опустошенный мужчина задремал рядом с ней на разоренной кровати, позволила себе беззвучно поплакать – совсем без слез, чтобы не покраснели глаза…
У нее осталась неделя. Смешно надеяться, что такой рациональный человек, как Марк Боумен, станет продолжать отношения, в которых больше нет никакого проку. А секс… Лора права, всегда можно заказать секс по телефону. Мужчины к этому подходят гораздо проще.
Значит, у нее осталась неделя.
Марк ехал на работу и хмурился так усердно, что заболела голова. Он теперь все время хмурился – потому что все время думал о том, во что превратилась его жизнь.
Как и предполагалось, рай обернулся преисподней.
Нет, ночами он был теперь абсолютно счастлив. Джилл оказалась настоящей богиней любви, ненасытной, изобретательной и неутомимой. Все их ночи становились настоящим секс-фейерверком, но потом приходило утро…
У Марка уже вошло в привычку смотреть на спящую Джилл по утрам, перед уходом на работу. Некий момент истины – так он определял эти драгоценные минуты. В эти мгновения она принадлежала ему по-настоящему, и не было ни преград, ни запретов, ни его дурацкой трусости, ни им самим придуманных условностей…
Да, он сам теперь понимал, что его принципы – всего лишь трусость. Ничего больше. Он был настолько потрясен и застигнут врасплох предательством Сары, что испугался – и заперся в своей скорлупе, зажмурился, не желая смотреть на реальность, не то что жить в ней.
Жадно и торопливо любя по ночам белокурую принцессу Джилл, он словно стремился надышаться впрок, напиться ее жизненной силой, искренностью ее чувств. Искренностью – потому что он ни на секунду не верил в то, что ее циничное предложение исходило из глубины ее души. Джилл Сойер была феей – а феи цинизма не знают.
Когда статья выйдет, у него не останется повода звонить ей и назначать свидания. Придется признать, что он действительно любит ее и не хочет с ней расставаться никогда, а это невозможно, потому что он – закомплексованный трус и дурак.
Значит, ему осталась всего неделя…
Редактора звали Мардж, прозвище – Железный Зуб, статус – первая змея редакции. Мардж была профессионалкой такого класса, что ее совершенно не волновало, останется она на этой работе или нет. Все равно в любую минуту ее отхватили бы с руками еще несколько издательств. Мардж плевать хотела на глянец, ее интересовало качество продукции.
За все годы работы в этой редакции Марк бывал на ковре у Мардж всего дважды. В первый раз она вполне интеллигентно объяснила ему пресловутые «законы жанра» и слезно попросила забыть на некоторое время, что он – акула пера.
– Наш читатель – существо изнеженное и хрупкое. От сильного напора у него может приключиться родимчик. Только легкий, просветленный стиль, Марк. Исключительный позитив. Ни слова о неприятном. Никаких голодающих африканских детей! Никакого СПИДа. Новинки от Гуччи – вот предел экстрима, иначе мы взорвем рынок. Поверь мне, малыш, я всю эту хрень знаю насквозь.
Мардж носила костюмы от Прада, курила «Лаки страйк» и виртуозно ругалась на пяти европейских языках, включая славянские, которых никто из окружающих не понимал.
Сегодня Мардж вызвала Марка прямо с утра – очень дурной знак. Нельзя сказать, чтобы он трепетал – но нехорошие предчувствия одолевали.
Мардж даже не подняла головы, когда он вошел. Все хуже и хуже.
– Садитесь, мистер Боумен.
Дальше некуда.
– Вызывали?
– Да. Я прочитала вашу статью.
– Она еще не закончена.
– Знаю. Я позволила себе ознакомиться с уже написанным. На следующей неделе выходит номер.
– Разве я когда-нибудь срывал сроки?
– Нет, и я не сомневаюсь, что и на этот раз вы принесли бы ее вовремя. Вопрос в том, хватило бы у нас времени исправить ее.
– Я не понимаю. Раньше нареканий не было…
– Это не значит, что их не может быть никогда. Мы не детали штампуем.
Она впервые подняла голову и устремила на Марка сердитый взор, в котором сквозило раздражение.
– Что за чертовщина, Марк? Что с тобой происходит?
37 
