26 
Она познавала своего мужчину снова и снова, познавала взглядом, восторгаясь и ужасаясь, недоумевая и тут же находя разгадку, получая от этого удовольствие не меньшее, чем от физической близости. Все дело было в том, что этот мужчина — единственный…
Единственно верный, единственно возможный, правильный, нужный. Желанный, любимый, прекрасный, надежный. Сильный, любящий, властный, нежный. Смелый, жестокий, трепетный, жаждущий…
Она уже знала его, своего мужчину. Она знала его тысячу лет.
В его объятиях она узнала, что красива. Что желанна. Любима. Теперь ей хотелось сделать счастливым его.
Она быстро училась, хотя вряд ли знала об этом. В ее разбуженном поцелуями Клайва сердце жила истинная любовь — та, которая не требует и не берет, а лишь отдает, становясь от этого еще богаче и горячее. Хелен смотрела на своего мужчину и медленно таяла, превращаясь в ручеек золотого пламени…
Они не заметили, кто именно сделал первый шаг. На этот раз не спешили. Широкая жесткая ладонь осторожно легла на нежную грудь, пальцы чуть стиснули сосок. Не сводя с лица Хелен глаз, Клайв начал медленно наклоняться, пока его губы не коснулись нежной кожи. Прерывистый вздох вырвался из груди девушки, и Клайв почувствовал, как ее пальцы зарылись в его волосы.
Потом настала ее очередь, и Клайв чуть не умер на месте, когда нежные губы Хелен в языческом танце двинулись по его груди, ключицам, плечам, животу — все ниже и ниже, к запретной черте, которой лучше не преступать, потому что тогда он не выдержит, и никакого «не спешить» не получится, потому что она сжигает его своими поцелуями, и рушатся бастионы и крепости, умирает в сладких муках самоконтроль, и взрослый опытный мужчина беспомощен в этих гибких руках, опутан душистой сетью этих волос, и они щекочут его, падают теплым дождем… нет, Хелен, нет, я не выдержу, это слишком хорошо для того, чтобы человек мог это вынести, нет, любимая, нет…
Да! И не останавливайся во веки веков. Кровь поет песню, древнюю, как дно океана, и рокот невидимых волн сливается с грохотом разрывающегося от любви сердца. Два тела, два дыхания, два стона, две мольбы вдруг становятся одним. И взмывает к звездам, горящим на низком потолке, стон-смех: не отпускай меня!
Умереть в твоих руках — не страшно, страшно жить, не зная твоих рук… Ты люби меня. Не отпускай. Никогда…
А потом он стоял на коленях над лежащей женщиной и все целовал, целовал ее влажную кожу, смеющиеся губы, закрытые глаза, целовал, словно пил холодную воду в жаркий день — наслаждаясь и растягивая наслаждение.
И снова, раз за разом, они вели бой, в котором то один, то второй оказывались победителем. То Хелен блаженствовала под желанной тяжестью мужского тела, содрогаясь и подстраиваясь под бешеный ритм, растворялась в нем, умирала и воскресала… То Клайв, ослепленный и восхищенный, стонал, не в силах отвести глаз от прекрасной всадницы, властно управлявшей им и дарившей в награду новые и новые мгновения вечности…
И когда сил уже не было, когда в глазах было темно и искусанные губы пересохли, когда мир в очередной раз взорвался ослепительным пламенем и поглотил их обоих — тогда Клайв подхватил Хелен в объятия и прижал к себе.
Невидимый, ласково рокочущий океан любви вынес их на прохладный песок, укутал пеной, спел колыбельную песню и с рокотом откатился подальше. Спите, влюбленные. Сегодня весь мир принадлежит вам.
Ну вот он и заснул, Клайв. Согласно обычной мужской традиции. А Хелен — опять же совершенно логично — чувствовала себя бодрой и полной сил. Все тело было невесомым и легким, как пушинка, старичок-внедорожник невозмутимо подминал под себя мокрую и раскисшую от растаявшего снега дорогу, и Хелен неожиданно улыбнулась, вспомнив тетку.
Положа руку на сердце, она почти не вспоминала Сюзанну за эти годы, зато теперь с удивлением и радостью выяснила, что воспоминания больше не отдают горечью. Пожалуй, можно даже сказать, что теперь Хелен была Сюзанне в чем-то благодарна.
Интересно, понравится ли ей Клайв? Наверняка, потому что оба они балагуры и клоуны, Сюзанна только погрубее.
Когда из-за пригорка вдруг вынырнул патриархально-пасторальный Эшенден, у Хелен неожиданно зашлось сердце. Она сбросила скорость и медленно покатила по главной улице, с трепетом и волнением узнавая старые дома и удивляясь новым постройкам. Например, большому супермаркету, все еще сверкающему и увешанному гирляндами шариков, оставшимися после торжественного открытия.
26 
