16 
Джон тихо и медленно произнес:
– Она сбежала из дома четыре дня назад, верно?
– Да. Но откуда вы...
– Простое предположение. Дядя Гарри ведь умер четыре дня назад.
– Да! И она не явилась ни на панихиду, ни на прощание в крематории!
– Что ж, мсье Жювийон, поверьте мне, это еще не показатель ее черствости. Вы говорите, что знаете, где она?
– Да. Почти наверняка.
– Тогда поехали. У нас будет мало времени на первое знакомство, но я надеюсь, мы сможем найти общий язык. Да, я должен что-то подписать? Где? Здесь?
– Погодите. Не спешите. Это ведь...
Четкая, ровная, элегантная подпись легла на листы гербовой бумаги. Джон Малколм Ормонд, граф Лейстер, тридцати трех лет, принимал отныне на себя все обязанности опекуна мадемуазель Жюльетты Арно, семнадцати лет. Мэтр Жювийон вздохнул – и прослезился.
Через полчаса они заехали в изящный особняк на рю Гренель, где их встретила пышная красавица средних лет, мадам Клош. Глаза у нее были заплаканы, глубокий траур оттенен лишь белоснежным воротничком строгого платья, но племянника «дорогого мсье Гарольда» она встретила радушно и приветливо. Несмотря на предложение Джона отправиться на поиски Жюльетты немедленно, мадам настояла, чтобы они с мсье Жювийоном слегка перекусили и выпили кофе.
При этом мадам сердито махнула фартуком куда-то в сторону Сены.
– Никуда она не денется! Видели ее сегодня, не волнуйтесь. Паршивая овца...
Джон слегка вздрогнул. Опять это выражение!
– Вы не поверите, мсье Ормонд, я уж на что впечатлительная, а за эту злющую кошку не волнуюсь ни капельки. Она пропадает четвертый день, да только я никогда не поверю, чтобы нашелся в Париже такой злодей, который причинит ей хоть какой-то вред и останется при этом в добром здравии.
Джон кашлянул.
– Мадам Клош, я допускаю, что у девочки может быть дурной характер, но ведь ей всего семнадцать...
– Вот-вот! Страшно подумать, что она будет вытворять в девятнадцать! К счастью, я этого не увижу. Мсье Жювийон из-за нее чуть жизни не лишился...
– Клотильда!
– Я правду говорю! Я и мсье Гарольду всегда говорила – хотите сильных ощущений, так заведите тигра. Или обезьяну. Оно безопаснее.
Джон невольно улыбнулся.
– Интересная у меня будет воспитанница. Всего за час с небольшим ее сравнили с крокодилом, тигром и обезьяной, причем все не в ее пользу. Она всего лишь девочка...
– Ох, не знаю...
– Клотильда!!!
– Что «Клотильда»?! Ничего я не говорю, только в мое время, ежели кто шлендрал по ночам и домой ночевать не заявлялся...
Джон успокаивающе положил ладонь на руку разбушевавшейся мадам Клош.
– Вы же сами говорите, она может за себя постоять. В любом случае, ваши мучения с ней закончились. Теперь за нее отвечаю я.
– Спаси вас Господь, милый молодой мсье Ормонд! Человек вы хороший, дядя вас очень любил, уж я-то знаю. Все ваши фотографии стоят у него на камине, я и не убирала. Может, захотите их взять с собой?
Мадам Клош мигом забыла про неведомую пока Джону Жюльетту и унеслась – насколько позволяла ее комплекция – в кабинет покойного хозяина. Вернулась она, держа в руках довольно толстую стопку фотографий.
– Я уж из рамок их вынула, ладно? Так они и места меньше займут, да вы их, наверное, в альбом вставите...
Джон разглядывал фотографии с изумлением и едва ли не со слезами на глазах. Он был уверен, что мадам Клош принесет ему пару-тройку фото, традиционных в такой ситуации: голый младенец, прыщавый юнец на велосипеде и молодой человек в университетской мантии...
Мама и Гарри держат маленького Джона на руках.
Гарри с ужасом и благоговением прижимает к груди белый кулек, не сводя с него глаз.
Гарри и отец о чем-то разговаривают рядом с детской коляской, сидя на холме неподалеку от замка.
Джон в матросском костюмчике.
Джон на пони.
Джон в ванне.
Джон выдирает страницу из книжки.
Джон едет в колледж – лицо испуганное, уши торчат, в глазах отчаяние...
Джон с отцом на велосипедах – это во время первых оксфордских каникул.
Джон около Вандомской колонны.
Джон у Триумфальной арки.
Джон у ворот Сорбонны.
Джон в строгом костюме садится в «бентли»...
Сердце билось где-то в горле, и молодой граф Лейстер не в силах был поднять глаза на мэтра Жювийона и мадам Клош, притихших и пригорюнившихся у стола.
Ему было стыдно, невыносимо стыдно и больно.
16 
