Особенно,... 
48 
— А что это с ним?
Дед замялся, и даже слегка покраснел.
— Он… барышню хочет.
— Какую барышню?
— Ну, кошечку. Девочку. Уже третий день от меня в поселок сбегает. Сегодняшнюю ночь тоже где-то прогулял. Ох, говорил я ему, объяснял — бесполезно. Хоть и умный, но все равно — животное. А животные, у них — инстинкт самое главное в жизни. Вот и мотается. Прибежит домой, поест, отоспится — и вперед. Даже похудел немного.
— Ну да, понятно: возмудел, похужал. Смотри, дед, а то придется еще алименты выплачивать. Егор у тебя видный кошак, сразу понятно будет, от кого котята.
— Ну, что ж поделать, — вздохнул дед. — Дело-то житейское.
От этой сценки на душе сразу стало гораздо легче. Трудно думать о том, какая ты несчастная, когда на коленях сидит подлизывающийся кот, а дед так комично горюет, словно это не кот, а внук его родной в загул ударился.
— Вот, деда, держи. Это тебе лично от Стивена нашего уважаемого Кинга.
— Ой, Лизонька! Он сразу две написал! Какой милый мальчик! Передай ему от меня огромное спасибо! Надо же, радость какая!
Дед принялся перелистывать книги, предвкушая, как возьмется за чтение, а я тем временем безуспешно давилась рвущимся наружу хохотом. Назвать Кинга «милым мальчиком» — это сильно. Если не ошибаюсь, ему уже хорошо за пятьдесят, и своей мордашкой он вполне соответствует тому, что пишет. Ужастикам, я имею в виду. Наверное, он бы порадовался, если узнал. С чувством юмора у Кинга точно все в порядке.
Портить такой чудесный день своими проблемами не хотелось, и поэтому наша троица — дед, персюк и я — по полной программе предавалась блаженному ничегонеделанью и не отвлекалась на посторонние дела.
Так пролетела суббота. Воскресное утро добавило бальзама на мои душевные раны. Недаром говорят, что время лечит. Было бы его только побольше. Глядишь — я бы вообще все забыла. Тотально, так сказать.
Но чем ближе к вечеру, тем чаще и чаще я задавала себе вопрос: а что же дальше? Как мне быть? Завтра я возвращаюсь в Москву, и что — все сначала? Наезды, драки, покушения?
Взвесив все за и против, я пришла к выводу, что самое главное сейчас — понять для себя: спрятан в моей квартире клад или нет. Если это все дурацкая шутка, типа испорченного телефона, — дедушка бредил, Толя нафантазировал, Тема принял все за чистую монету, — это одно. А если нет? Что ж, тогда все принимает очень серьезный оборот. И решать эту проблему надо с помощью соответствующих мер.
Но как это выяснить? Чего бы такого спросить у деда, чтобы он не смог не ответить? Чтобы не впал резко в свой любимый маразм и понес очередную чушь?
— Деда, а про Евдокимыча — это правда? — собравшись с духом, спросила я. Нет, я конечно понимаю, что это не самый лучший вариант, но другого мне в голову не пришло.
Дедушка внимательно посмотрел на меня и… в его глазах заблестели слезы! А потом он очень медленно кивнул. И вышел из комнаты.
Блин, я не хотела его расстраивать! Что же делать? Как успокоить старика?
Но дед не оставил мне время на раздумья. Буквально через полминуты он вернулся и положил мне на колени альбом с газетными вырезками. Потрепал по голове, и снова вышел. Я принялась за чтение.
В альбоме было порядка двадцати напрямую не связанных друг с другом статей из разных изданий и, судя по всему, за разные года. Объединяла их одна общая тема: зверства чекистов в предвоенные годы. Истории расстрелянных дворянских семей, истории сосланных, истории реабилитированных посмертно… Имя Евдокимыча нигде не упоминалось. Среди всего прочего тоненько-тоненько сквозила мысль, что репрессии проводились не только во славу Ленинско-Сталинских идей, но и по сугубо меркантильным соображениям. Бандиты в погонах исходили из простого предположения: раз бывший дворянин, то наверняка припрятал что-то из фамильных драгоценностей. А раз так, то надо эти драгоценности у него изъять. И иногда им действительно везло. Надо ли говорить, что до партийной казны эти ценности очень редко доходили, оседая в карманах непосредственных исполнителей и их начальства.
Если я правильно понимаю, Евдокимыч был как раз таким вот грабителем в погонах. И предположение Темы, что он был соседом моего деда — выглядит весьма правдоподобно. Квартиры в моем доме давались только за большие заслуги. Дед у меня — фронтовик и крупный ученый, поэтому и получил такое суперэлитное по тем годам жилье. А Евдокимыч этот был видным чекистом. И тоже, видать, «заслуженным». У нас в доме вообще много военных жило. Я помню, что в ту розовую пору, когда я еще ходила в детсад, в нашем дворе на 9 мая всегда прогуливалось множество старичков с блестящими на солнце орденах. Сейчас-то их стало гораздо меньше…
48 
