Особенно,... 
24 
— Вы… читаете… это?..
— Конечно, читаю. И даже коллекционирую.
— Эта книга на французском.
— Разве вы не читаете на французском? Изабелла рассказывала мне, что вы учились с ней в академии для избранных леди.
— Да, я учила французский язык, но сомневаюсь, что в нашем учебнике были те слова, которые есть в этой книге.
Кэмерон расхохотался от всей души. Ощущения при этом у него были самые приятные.
— Я бы закончила намного быстрее, если бы вы мне помогли.
— Но наблюдать за тобой гораздо занятнее.
Эйнсли рассерженно вздохнула, поставила книгу на полку, достала и открыла толстый том.
— Я понимаю, что я неопытна, лорд Кэмерон, но мне кажется, то, что они делают, едва ли возможно сделать, — сказала она, изучив первый рисунок.
Кэмерон заглянул через ее плечо и увидел чувственный эскиз итальянского живописца Романо, сделанный три века назад. Да, любовники были изображены там в неудобной позе.
— Я купил это ради красоты, а не для обучения.
— Ну, это просто счастье, иначе у вас никогда бы не было сына.
Кэмерон снова рассмеялся, в нем бурлила настоящая радость.
Разве есть что-то более чувственное, чем наблюдать за очаровательной молодой женщиной, которая страницу за страницей просматривает эротические рисунки?
Эйнсли не строила из себя притворную скромницу, не посылала ему неприличные взгляды, используя рисунки в качестве обольщения. Она внимательно просматривала каждый рисунок, при этом ее щеки покрылись нежным румянцем, а грудь при каждом вздохе вздымалась в декольте.
— Их здесь нет, — разочарованно произнесла Эйнсли, поставив последний том на полку, и повернулась к Кэмерону.
— Рядом находится мой кабинет, — глотнув виски, сказал Кэмерон.
— Вы считаете, есть вероятность, что они там?
— А почему бы и нет?
От Кэмерона не укрылся вспыхнувший у нее на щеках румянец, пока она обдумывала, зачем Кэмерон приглашал любовницу в свой личный кабинет.
— Ну что ж, давайте осмотрим кабинет.
Кабинет не соединялся со спальней, поэтому Кэмерон провел ее по коридору к следующей двери, которую опять открыл своим ключом. Обычно он не запирал двери своих комнат, когда бывал в Килморгане, в этом не было необходимости. Но сегодня слишком много незнакомых людей приезжало и уезжало отсюда.
Эйнсли в смятении огляделась — в кабинете царил беспорядок. Это была личная комната Кэмерона, его убежище от суеты светской жизни, которую ему приходилось вести, будучи братом Харта и наследником титула.
Повсюду лежали газеты о скачках и книги о лошадях. В некоторых из них отдельные главы были написаны Кэмероном. В газетах она также заметила несколько статей за его подписью.
Везде висели любимые картины Кэма: изображения лошадей, с которыми он вырос, рисунки с его любимыми скаковыми лошадями и просто лошади, которых он любит. Большинство работ было выполнено Маком, хотя один набросок лошади в движении, с перекатывающимися мышцами и развевающимися гривами, сделал для него Дега, известный французский живописец.
Анджело был единственным, кому разрешалось заходить в кабинет, и он прекрасно знал, что здесь ничего нельзя трогать. Легкий слой пыли лежал на всем, но графин с виски и коробка для хранения сигар пополнялись регулярно, пепельницы были пустые и чистые, а случайный предмет одежды, обуви или снаряжения для верховой езды возвращался на свое законное место.
— Выпьешь? — предложил Кэмерон, взяв с подноса, где стоял графин с виски, чистый стакан. — От такой работы захочется пить.
Эйнсли с тревогой посмотрела на стакан. Кэмерон не сомневался: сейчас она напомнит ему, что леди не употребляют алкоголь.
— А почему бы и нет? — кивнула она. — Я предпочитаю с содовой. У вас есть содовая?
— Это — виски, изготовленный на заводе Маккензи. Харт умер бы от сердечного приступа, если бы кто-то разбавил его виски содовой. Либо чистый, либо вообще ничего.
— Ладно. — Эйнсли начала просматривать бумаги на столе. — Братья научили меня пить виски с содовой, но тогда мы не могли позволить себе виски Маккензи. Я почти слышу, с какой завистью вздыхает сейчас Стивен.
Когда Кэмерон наполнил стакан и поднес его Эйнсли, она уже сидела на полу, вокруг нее вздымалась гора ее атласных юбок, а рядом лежала стопка написанных от руки заметок. Она взяла стакан с виски и подняла на него оживленные серые глаза.
24 
