очень нудно 
64 
Джулия должна была догадаться обо всем этом. Ее лицо сморщилось, она развернулась и убежала. Хлопнула дверь, ее шаги смолкли.
Гнев Алека угас так же быстро, как и вспыхнул. Что он сделал? Зачем было кричать на Джулию, когда она не знала, что ему довелось перенести, не знала, потому что он ничего не сказал ни ей, ни кому-нибудь другому. Это было его собственное бесчестье, скрываемое, но всегда присутствующее, омрачающее каждый миг его существования. Алек снова почувствовал себя безмерно одиноким. В Пенфорде было все, чего, как он думал, ему хотелось, все, что он хотел возвратить себе. Почему же он чувствовал себя таким изгоем? Он наклонился, чтобы поднять сброшенную рубашку, и снова задумался, не мог бы Стаффорд отозвать его и послать во Францию, на континент или куда угодно, где бы его, никто не знал.
Какие-то звуки раздались за его спиной — он взглянул через плечо. В дверном проеме стояла Крессида Тернер, ее рука еще лежала на ручке двери. В другой руке она держала книгу, будто собралась вернуть ее на полку. Губы у нее приоткрылись от удивления, взгляд скользил по его обнаженной спине.
Но на ее лице не было ужаса. Когда их глаза встретились, Алек прочел в ее глазах отражение своего страстного, желания.
— Прошу меня извинить, — сказала она еле слышно. — Я не хотела. Пожалуйста, извините меня. — Она сделала два шага вперед, положила книгу на стол и быстро повернулась к двери.
Алек рванулся к ней.
— Подождите. — Он схватил ее за запястье. Она дернулась, отворачивая лицо в напрасной попытке скрыть заливший его румянец. — Подождите. — Он толкнул дверь, закрывая ее, желая удержать ее, ощущать ее желание, хотя все из того, что он мог сказать, было лишь невразумительное «подождите».
Она вырывалась.
— Мне следовало постучать, — сказала она, учащенно дыша. Ее янтарные глаза скользнули по его голой руке, голой груди и ниже, потом заметались и встретили его взгляд. Она облизнула губы, и они заблестели. Множество мыслей промелькнуло в голове Алека, пока он стоял, глядя на нее сверху вниз, загипнотизированный дрожанием ее ресниц и биением жилки на ее шее. Она снова попыталась вырваться, но безуспешно — Алек задрожал и потянулся к ней.
Она тяжело дышала и закрыла глаза. Он шагнул к ней в тот самый момент, когда она повернулась к двери. Алек чуть не застонал, когда их тела столкнулись, прижатые к двери, ее спина у его груди, его ладони легли на дверь, как бы заключив ее в объятия. Она вскинула руки, но не протестовала и не вырывалась. Она пахла свежестью и чуть-чуть гардениями из сада его матери. Алек прижался щекой к шелковому завитку ее волос. Боже, он хотел ее, хотел больше, чем любую другую женщину.
Крессида прижалась лбом к двери. Она тяжело дышала и дрожала. Он удерживал ее, его голые руки почти касались ее. Его ладони скользнули выше по дереву двери, а потом его руки обвились вокруг ее плеч. Она чувствовала его дыхание на своем затылке и не могла не думать, как они выглядят, прижатые друг к другу, как любовники. Если бы у нее мелькнула мысль, даже намек на то, что он мог оказаться в библиотеке голым до пояса, она никогда не открыла бы дверь… или она так успокаивала себя.
Когда она случайно вошла в библиотеку, чтобы взять другую книгу, и увидела, его, до пояса обнаженного, со склоненной головой, ее ноги словно приросли к полу. И только когда Алек заметил ее, она спохватилась и перестала откровенно разглядывать его. Он был великолепен — гладкие мышцы без намека на жир, такая мощь, несмотря на шрамы. Ей приходилось и раньше видеть шрамы, но они не были столь ужасными. Один шел по плечу и по спине, как если бы его пытались разрубить надвое. Они явно были старыми, но бугрились, как если бы плохо зажили.
Она вжалась в дверь, чтобы он не развернул ее и чтобы не касаться шрамов, которые могли причинять ему боль. Ей хотелось обнять его, утешить, снять тяжесть с его души. «Джулия не права», — билась в ней неистовая мысль. Он не жестокий и не самонадеянный, человек с такими шрамами должен был пройти через что-то очень страшное. Какие бы тайны он ни хранил, они были для него тяжелой ношей.
— Подождите, — снова шепнул он. Его губы были у ее затылка, прядки, выбившиеся из косы, шевелились от его дыхания. — Пожалуйста… подождите.
Крессида ждала. Ждала того, что будет дальше, ждала, не зная, что будет делать она сама. Она могла бы бесконечно стоять здесь и ощущать себя в его руках. Он удерживал ее не как пленницу, а как сокровище, которое долго искал и, наконец, нашел. Она больше не говорила себе, что ведет себя глупо или безрассудно — скорее всего, и то и другое, но она не могла больше скрывать от себя причину. Она влюбилась в Алека Хейза.
64 
