— Если бы я хотела уничтожить Финча, я бы просто сказала ему, что Прада обанкротилась, и он бы все сделал за меня.
Трэвис рассмеялся, направляясь к двери.
— Пошли! Я здесь уже зачах!
Мы сидели за столом, поддразнивая друг друга, щипая и толкая локтями в бок. Настроение Трэвиса было таким же оптимистичным, как и в ночь, когда я проиграла пари. Все за столом это заметили, и когда он затеял со мной небольшую драку с едой, то привлек этим внимание всех остальных людей вокруг нас, сидящих за столами.
Я закатила глаза.
— Чувствую себя животным из зоопарка.
Трэвис смотрел на меня мгновение, заметил тех, кто пялился и затем встал.
— Я НЕ СПОСОБЕН! — закричал он. Я смотрела в страхе, как все в комнате повернули головы в его сторону. Стриженная голова Трэвиса дернулась пару раз в такт ритму, звучавшему в его голове.
Шепли закрыл глаза.
— О, нет.
Трэвис улыбнулся.
— Испытывать у… до… вольствие, — пропел он. — Я не способен испытывать… у-до-воль-ствие. Пусть я и пробую… и пробую… и пробую… и пробую… — он забрался на стол, когда все на него уставились. — Я НЕ СПОСОБЕН!
Он показал рукой в сторону футболистов в конце стола, и они улыбнулись.
— Я НЕ СПОСОБЕН! — прокричали они в унисон. Тогда вся комната начала хлопать в ритм.
Трэвис стал петь, прислонив кулак ко рту.
— Ну, предположим, веду я автомобиль, на ра-дио кто-то бубнит и бубнит… опрокидывает на меня… ушат бесполезной ин-фор-ма-ции! Которая, мол, должна пробудить во мне ин-те-рес… Я НЕ СПОСОБЕН!
О, нет, нет, нет!
Он танцевал возле меня, напевая в импровизированный микрофон. Вся комната запела в один голос.
— Э-ГЕ-ГЕЙ!
— Вот что я вам скажу! — пропел Трэвис. Он завилял бедрами, и комната разразилась свистом и воплями девчонок. Он снова прошел мимо меня, напевая припев для сидящих в кафетерии, а футболисты ему подпевали.
— Я помогу тебе! — откуда-то сзади прокричала девушка.
— Пусть я и пробую… и пробую… и пробую… — пел он.
— Я НЕ СПОСОБЕН! Я НЕ СПОСОБЕН! — кричала его подпевка.
Трэвис остановился возле меня и нагнулся.
— Я включаю телевизор… и… мне сразу же начинают рассказывать… насколько чистыми должны быть мои рубашки! Но он даже не мужик, ведь он не курит… те же сигареты, что и я! Я не… способен! О, нет, нет, нет!
Все захлопали в ритм, а футболисты пропели:
— Э-ГЕ-ГЕЙ!
— Вот что я вам скажу! — запел Трэвис, показывая на хлопающую аудиторию. Некоторые встали и начали танцевать с ним, но большинство просто обрадовано смотрело на него в изумлении.
Он перепрыгнул на соседний стол, и Америка завизжала и захлопала в ладоши, толкая меня в бок локтем. Я покачала головой; я умерла и очнулась в «Классном мюзикле»[1].
Футболисты напевали под нос:
— На, на, на-на-на! На, на, на! На-на, на-на-на!
Трэвис высоко держал свой микрофон-кулак.
— Я разъезжал… по всему свету… Занимался этим… занимался тем!
Он спрыгнул вниз и наклонился через стол ко мне, глядя в лицо.
— Я хочу соблазнить одну девчонку… А она мне и говорит: «Милый, приходи лучше на той неделе». Видишь, — у меня полоса сплошных неудач! Я НЕ СПОСОБЕН! О, нет, нет, нет!
Комната прохлопала ритм, а футбольная команда прокричала свою часть:
— Э-ГЕ-ГЕЙ!
— Я не способен! Я не способен! Испытывать у-до-вольствие! — пропел он, мне вполголоса, улыбаясь и запыхавшись.
Вся комната взорвалась аплодисментами, даже кто-то засвистел. Я покачала головой после того, как он поцеловал меня в лоб, а потом встал и поклонился. Когда он вернулся на свое место напротив меня, то тихонько рассмеялся.
— Теперь они не смотрят на тебя? — тяжело дыша, произнес он.
— Спасибо. Тебе действительно не стоило это делать. — Я улыбнулась.
— Эбс?
Я подняла взгляд и увидела стоящего у другого конца стола Паркера. Все взгляды снова обратились ко мне.
— Нам нужно поговорить, — сказал Паркер, выглядя нервным. Я посмотрела на Америку, Трэвиса, а затем снова перевела взгляд на Паркера. — Пожалуйста? — попросил он, сунув руки в карманы.
Я кивнула, последовав за ним наружу. Он прошел мимо окон в уединенное место у стены здания.
— Я не хотел снова привлекать к тебе внимание. Знаю, как ты это не любишь.
— Тогда ты мог бы просто позвонить, если хотел поговорить, — сказала я.
Он кивнул, глядя в землю.