Лёгкий, ненавязчивый романчик 
65 
– Семьдесят, сэр? – изумленно переспросил боцман.
– А ты что, плохо слышишь? Да, семьдесят! Выполняй, или займешь его место.
– Есть, сэр.
Джеймс повернул лицо к мачте. С болью он знаком не понаслышке: пожизненная борьба с пиратами невозможна без определенного вреда здоровью. С поркой он тоже сталкивался – двадцать лет назад, когда попал в плен к капитану одного пиратского корабля. Тот, правда, не только любил размахивать хлыстом, но был способен еще на сотни мерзких «развлечений». Именно с ним Джеймс впервые познал вкус мести.
…Первый удар, обрушившийся на его спину, был почти безболезненным – кожа чуть загрубела от морского ветра. Но Джеймс понимал, что это не спасет его: каждый следующий удар будет больнее предыдущего, и в конце он уже перестанет чувствовать. Семьдесят плетей могли убить человека.
Рядом с мачтой появился Пемброук.
– Ты должен смотреть за Дианой, – сказал Джеймс. Два, три…
– Конечно, сэр, обязательно, – тихо ответил Джулиан.
– Будь добр. Шесть, семь…
Джеймс вздрогнул. С каждым новым ударом жжение усиливалось. После десятого Пемброук попросил остановиться, и боцман тут же подчинился. Капитан взорвался от ярости:
– Лейтенант, что вы делаете?!
Капли пота текли по спине Джеймса, заливаясь в раны и пронзая, словно иголки. Пемброук подошел, засунул ему в рот кусок ткани и отступил на безопасное расстояние. Боцман стоял в нерешительности.
– Продолжай, чего ты ждешь! – зарычал Картер.
– Да, сэр.
Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Тринадцатый попал на уже созревшие рубцы и разом раскрыл их. Дикая боль пронеслась по всей спине, и спасибо Пемброуку за льняной кляп, который не даст Джеймсу охрипнуть или прокусить себе язык, когда дело станет совсем плохо.
Интересно, как лейтенант смог удержать Диану в каюте? Запер дверь? Приковал ее к постели? Почему не было слышно ни женских криков, ни ругани?
Кровь текла ручьями, безжалостный ветер глубоко пробирался в каждую царапину, дергал и мучил ее.
Девятнадцать, двадцать…
Джеймс приговорил этого идиота британца только к двадцати плетям! Тот уже после десяти начал орать во все горло, хотя его спину украшали всего лишь две незначительные полосочки. Целью Ардмора было унизить – не покалечить. Это даже поркой нельзя было назвать.
Двадцать четыре, двадцать пять…
Боцман хорошо знал свое дело. Взмах – и точное попадание в спину, и багровые полосы взрывают ее…
Ярко светило майское солнце. Хоть его и нельзя было сравнить с чарлстонской жарой, в которой вырос Джеймс, окровавленная спина никуда не могла деться от жестокого пламени.
Он закрыл глаза. Замах, удар. Замах, удар. Казалось, уже вся кожа была содрана. «Семидесятого удара я скорее всего, не почувствую, – мрачно думал он. – С такой болью мне будет не до этого».
Тридцать два, тридцать три…
Мысли завертелись, разум начал отдельную жизнь. Померещился голос Дианы:
– Джеймс, я очень зла на тебя!
– А что, бывает иначе, дорогая?
Он открыл глаза. Соленая влага стекала со лба. В безумном хороводе перед ним плясали солнце, корабль, мачта, образ Пемброука… Из ниоткуда рядом с лейтенантом появилась Диана. Ветер трепал ее рыжие волосы, и она стояла, скрестив руки на красивой, бесподобной груди.
– Ты зря теряешь время.
Веки опустились, и картина внезапно поменялась: он стоял в темной пещере, напротив Блэк Джека Мэллори, молившего о пощаде с искренним раскаянием в своих поступках. Джеймс не хочет даже слушать его – он вставляет пистолет ему в рот и простреливает голову насквозь. Лейтенант Джек в ужасе смотрит, как по рубашке Мэллори ручьями течет кровь.
Затем – быстрый перелет на два года назад. Северное море. В маленькой лодке перед ним сидит другой пират и хвастается, как хорошо спланировал смерть Пола Ардмора. Тут же его тонкая шея попадает в руки Джеймсу: противный хруст костей… и нет ублюдка. В следующий же миг безжизненное тело отправилось в морские глубины. Грейсон Финли, тогда еще друг, смиренно наблюдал затем, что сотворил Джеймс.
«О да, капитан, я очень хорошо знаю, что такое месть».
Сорок семь, сорок восемь…
Боль металась по всей спине, впиваясь когтями в глубокие раны, от шеи до ягодиц. Ноги слабели, но Джеймс не мог позволить себе упасть на глазах у капитана.
– Ну что, получил свое, щенок?
Слова, запомнившиеся на всю жизнь, всплыли откуда-то из глубины, перед мысленным взором пронесся вихрь картинок, и в конце концов он оказался в очень знакомом месте, сверху наблюдая за происходящим: юный, еще такой слабый Джеймс Ардмор, одетый лишь в грязные бриджи, съеживается в углу каюты капитана. Во влажных зеленых глазах – гнев и ужас. Над ним стоит огромный, как скала, обнаженный мускулистый капитан пиратского корабля и сжимает в побелевшем кулаке «кошку-девятихвостку»[2].
65 
