Особенно,... 
82 
– Кофе, пожалуйста, – сказала она, пододвигая к Вадиму чашку с горячим напитком. Из второй отхлебнула сама.
– Прости меня, ради бога, прости, – не оборачиваясь, Белов нашел в себе силы сказать это. – Я – свинья. Меня кастрировать мало. Не знаю, что на меня нашло. Прости, пожалуйста. Что я могу сделать для тебя?
– Пустяки. Я и мечтать о таком не могла: самый красивый мужчина Горинска наконец-то лишил меня девственности, – Марина не ожидала от себя такой смелости. Несколько минут назад она едва нашла в себе силы выйти из ванной комнаты, а теперь может иронично говорить о том, что произошло. Она увидела, как удивленно смотрит на нее Вадим, силясь сообразить: издевается она или говорит серьезно. – Я не шучу. Когда-нибудь это все-таки должно было произойти.
Белов медленно сел на стул, резко затушил остаток сигареты. Он выглядел, как человек совершивший преступление в состоянии аффекта, а теперь явившийся с повинной. Он пытался объяснить Марине и прежде всего самому себе, что он не настолько прогнивший, аморальный тип, как справедливо можно было подумать. Время шло, а нужные слова не приходили. Вадим прижал холодные ладони к чашке с остывающим кофе. Приятное тепло согревало, успокаивало.
– Не мучайся, Вадим Белов, – усмехнувшись, произнесла Марина. В тоне ее мелькнула ирония: она успокаивает его, не смешно ли? – На самом деле ты сделал мне подарок: я была на ее месте. У меня ее волосы, ее духи, ее мужчина только что был со мной близок. Хотя зачем обманываться – ты представлял ее, ты вымещал всю свою досаду на ней. Я просто оказалась под рукой – грубовато, но меня это не оскорбляет. Не о чем говорить. Я не держу на тебя зла. Только у меня есть просьба.
– Да, да, проси, сделай одолжение! – Вадим оживился, отхлебнул кофе и приготовился слушать.
– Я больше не хочу тебя видеть. Никогда! – металлические нотки в голосе Марины больно резанули слух Вадима. Он поставил чашку на стол и поднялся. Марина поправила полы халата, крепче подтянула поясок. – Я однажды говорила эту фразу любимому человеку. Сегодня – чужому, далекому, слабому. Слова те же, а в сердце ничего не встрепенулось, как тогда…
Вадим кивнул головой. Он не чувствовал ничего, едва переставлял ноги, хотя внешне все выглядело так, что ему не хочется уходить. Замедленные движения, сутулые плечи, ожидание последних слов становилось невыносимым.
– Марина, – открыв входную дверь, он позвал ее. Раздалось шаркание тапочек, и Марина остановилась в двух шагах. – Скажи, ты когда-нибудь обманывала?
– Странный вопрос, но у меня на него конкретный ответ: никогда. Я всегда была слишком правдива. В моей жизни не было места притворству, обману. Это нелегко.
– Так что же мешает жить: правда или ложь?
– Ложь, даже та, которая во спасение. Даже умирающему нужно говорить правду, а не кормить его баснями, – Марина удивленно смотрела на Белова – недавний румянец сменила бледность, такая, что казалось, он близок к обмороку. – Не знаю, к чему ты клонишь, но я не собираюсь рассказывать кому-либо о том, что произошло. Можешь быть спокойным. У тебя такая замечательная жена. Она заставила меня посмотреть на мир другими глазами, она изменила мою жизнь. Я не могу быть неблагодарной – от меня она не получит такого сюрприза. Наверняка уже настрадалась, хватит.
– Женская солидарность во всей красе, – заметил Вадим, пытаясь изобразить улыбку, но мышцы лица отказывались повиноваться. Губы подрагивали, брови сошлись на переносице. Он был готов подойти и встряхнуть эту маленькую, хрупкую женщину, которая так достойно держится. Они все гораздо выше него: Валя, Алиса, Марина. Три женщины его жизни, такие разные и такие одинаковые. Он губит их, а они выживают. Словно удивительный цветок, который становится сильнее, выше, красивее, когда приходится начинать все сначала. Наверняка, расставаясь с ним, и Регина, и Марьям нашли достойное место под солнцем. Алиса сбежала без обвинений и упреков – она вознаграждена. Марина тоже найдет свое счастье – она ведь говорит, что ее жизнь меняется, осталась Валя… Она уже не так близка, как раньше. Он чувствует, как расстояние между ними становится непреодолимым. Виноват он, только он, но разве от сознания этого становится легче? Все предопределено.
– Перекрась волосы. Сделай их такими, как были. Ты ведь другая, так будь собой, – вдруг тихо сказал Белов. – Вспомни, как мама гладила тебя по голове и приговаривала, какая красивая у нее девочка.
82 
