113 
Шум автострады мгновенно стих, словно за ними захлопнулась дверь. Воздух здесь был недвижим и тих. Стефани слышала мягкое шуршание шин, пение петуха вдалеке, постепенно затихающие голоса пролетавших птиц, что так отчетливо вырисовывались на фоне серебристо-голубого неба. Напряжение ушло, она расслабилась и догнала Леона. Тот сбавил скорость и ждал ее.
— Ну как, здесь лучше? — спросил он.
— Намного. И здесь очень красиво.
Они ехали дальше молча. Но вот кипарисы закончились, и они покатили среди виноградников. Ряды виноградных кустов, покрытые нежными листочками, расходились безукоризненно прямыми линиями от дома в центре фермы. Солнце уже пекло вовсю. Стефани вытерла пот со лба, достала флягу с водой и на ходу сделала глоток. Ей нравилось, что Леон молчит и улыбается, когда они встречались с ним взглядом; нравилось ни о чем не думать и впитывать в себя все звуки, запахи, краски: изогнутые дугой струи воды дождевых установок, ярко блестевшие на солнце; заросли тимьяна с крошечными бледно-фиолетовыми цветочками вдоль дороги; розовые цветы на кустах розмарина среди его хвои, так похожей на сосновую; приветствия идущих по дороге фермеров в простых рубахах и черных штанах, что спадали складками на башмаки; грозди зреющих вишен, просвечивающие сквозь густую листву; маленький, словно игрушечный, почтовый фургон, без устали колесивший по деревенским проселочным дорогам… Она чувствовала себя сильной и здоровой — плотью от плоти земли. Казалось, что все вокруг исполнено умиротворением и покоем, что в мире больше никого нет, кроме нее и Леона. Я счастлива, подумала она и поняла: все ее прежние чувства — к Максу и Роберу, к мадам Бессе и Жаклин, — все это было не то.
Дорога стала шире, появились машины. Невысокая каменная ограда вдоль дороги, опоры линии электропередач, фонарные столбы — все указывало на то, что впереди город. Стефани с Леоном докатили до поворота дорога и увидели прямо перед собой огромный каменный мост с высокими сводами. Не сбавляя скорости, они пронеслись под ним, проехали мимо высоких темно-серых скал с глубокими пещерами — и въехали в Фонтен-де-Воклюз.
— Велосипеды можно оставить на площади, — сказал Леон и спросил первого же полицейского, где стоянка. — Дальше пойдем пешком. — Они обогнули заполненную людьми тенистую площадь и не спеша пошли по длинной, шедшей под уклон аллее. С одной стороны к ней подступала река, а с другой — сгрудились палатки с сувенирами для не в меру доверчивых туристов. Дойдя так до улицы, где были кафе, они остановились у входа с вывеской «Кафе Филип».
— Минутку. — Леон бегом спустился по крохотной каменной лестнице и тут же вернулся. — Я заказал столик, через полчаса можно будет пообедать.
Они продолжали прогулку. А когда аллея кончилась, у Стефани от изумления перехватило дыхание, она двинулась дальше одна, словно забыв про Леона. Как завороженная она медленно подошла к запруде с зеркально-спокойной поверхностью. В воде отражался огромный, причудливой формы утес, что высился поодаль. Но спокойной вода была только здесь, рядом, а там, с краю, где земля обрывалась, она низвергалась вниз грохочущим водопадом и с ревом неслась, поднимая брызги, пенясь и образуя водоворот там, где путь преграждали валуны. Дальше, внизу река становилась широкой и быстро катила свои воды по равнине. Вдали было видно ее широкое русло и волны, искрившиеся на солнце. Вдоль берегов вода свивалась в серебряные ленты, вспенивалась крохотными водопадами, но чем дальше, тем все размереннее становилось течение Сорг — одной из самых великолепных рек Прованса.
Стефани присела на камни у края запруды, в том самом месте, где спокойная вода оглушительным водопадом обрушивалась вниз. Вокруг носились дети, они кричали, танцевали на камнях, пробовали забраться в воду, вопили изо всех сил, чтобы их было и слышно, а родители щелкали фотоаппаратами и оттаскивали детей подальше от воды. Стефани почти не замечала их. Она не отрываясь смотрела на крошечные радуги над бурным потоком, на фиолетовые, коричневые и черные утесы и чувствовала себя частью этой красоты. Она старалась перебороть ее, но будучи не в силах противостоять величию сливалась с ней. Сейчас она будто снова оказалась в больнице, окруженная туманом: нет сил не только вырваться оттуда, но даже пошевелиться; затем ей показалось, что она лежит в постели дома в Кавайоне. Раннее утро, она очнулась ото сна и тщетно пытается вспомнить, что же ей снилось, в надежде вернуть прошлое. Но вокруг нее — оглушительная, абсолютная тишина. Почему-то на эту тишину так похож был шум воды, доносившийся сейчас сбоку.
113 
