Особенно,... 
76 
Сейчас Патрик не чувствовал ничего, кроме беспредельной благодарности к этому благородному человеку. А потому бесцельно бродил по коридорам клиники, попутно открывая в ней для себя много нового. За этим занятием он мог бы провести всю долгую ненастную ночь, пока крупные капли дождя стучали в стекла окон.
Но неожиданно какое-то новое, беспокойное чувство заставило его вернуться в палату.
Теперь он знал, что это было.
…Аманда подошла к двери палаты, чтобы дотронуться до висевшего на ней ярлычка с его именем. Дотронуться и сразу же уйти, сесть в машину и вернуться в свой домик в «Базальтовых столбах», к дымчатому котенку…
Но она все же открыла дверь и переступила порог.
Ты не можешь просто так уехать! Только не сейчас!
— Привет!
— Ой, Патрик!
— Здравствуй, Аманда!
— Кэтлин оставила мне записку.
— Сообщив, что я выгляжу как скелет?
— Нет…
— Но это действительно так, Аманда! От меня остался один скелет, и уже без бороды. Но очень скоро, надеюсь, все это вообще станет лишь кошмарным воспоминанием.
— Трансплантация прошла успешно?
— Очень. Я почти ничего не почувствовал. Но какое благородство со стороны совершенно незнакомого человека, согласившегося стать моим донором!
— Я уверена, что он с радостью это сделал!
— Ты-то рада, Аманда? Может, побудешь немного со мной?
— О, я…
И Аманда неуверенно посмотрела на закрытую дверь палаты. Патрик взял ее за руку.
— Пойдем. Я нашел отличное место, откуда можно любоваться проливным дождем. А ты расскажешь, как собираешься провести день.
«Отличным местом» оказалась маленькая гостиная, рядом с палатой Патрика. Расположенная на восьмом этаже клиники, гостиная выглядела своеобразным оазисом тишины и спокойствия на фоне царившей в больнице нервной, а подчас и трагической обстановки.
В клинике было много холлов, где больные могли встречаться с навещавшими их родственниками. Но эта гостиная предназначалась исключительно для лечащего персонала. Патрику же, как главному травматологу клиники, была предоставлена палата с прямым выходом туда.
Они сели у окна, откуда открывался вид на вечерний Лос-Анджелес.
— Как красиво, — пробормотала Аманда.
— Очень.
Патрик помолчал несколько мгновений, потом спросил:
— Кэтлин оставила тебе записку несколько часов назад?
— Да, но я получила ее не сразу. Была занята с очень трудным пациентом.
— Мужчиной или женщиной?
— Мужчиной.
— Надеюсь, сейчас ему лучше?
— Да. Он заснул, и я надеюсь, что теперь пойдет на поправку.
— Ты не уверена?
— Нет. Я уверена, что с ним все будет в порядке.
А с ней?
Аманда помедлила несколько мгновений и решилась.
— Кроме того, была еще и женщина, вызвавшая у меня куда большее беспокойство. Она сама — врач. Не знаю, правда, по какой специальности. Внешне выглядит вполне нормальной. Но это только кажется. На самом же деле она постоянно балансирует на грани нервного срыва. Когда держит себя в руках, то все вроде бы хорошо. Ей нужно психологически зафиксировать это состояние. Поверить в себя.
— А она не уверена?
— Была уверена. Но все же порой не знает, каким станет ее следующий шаг.
— Расскажи мне о ней поподробнее.
Патрик знал, что пациентка, о которой сейчас заговорила Аманда, не кто иная, как она сама.
— Расскажи.
Аманда кивнула.
— Ее звали Шерри. Сейчас, правда, она носит другое имя. Родилась в Лас-Вегасе. Имя ее матери было Бренди. Улавливаешь? Шерри-Бренди.
— Да.
— Бренди пела и танцевала по разным клубам. В двадцать четыре года родила дочь Шерри. От кого — сама не знала. Естественно, что и для дочери имя отца тоже навсегда осталось тайной. Но Бренди считала Шерри частью себя. И при этом не была готова к материнству. Она смотрела на дочь как на живую игрушку. Куклу, которую можно упрятать под подушку, когда нет настроения играть. Фактически Шерри в очень юном возрасте осталась совсем одна…
— Но любовь, Аманда, материнская любовь! Или ее совсем не было у Бренди?
— Не совсем так. По-своему она любила дочь, но совсем не понимала Шерри. В первую очередь ее страхов.
— Страхов?
— Да, страхов и тревог. А их у Шерри было предостаточно. Первое, что она запомнила в своей жизни, так это боязнь высоты. Их маленькая квартирка находилась на восьмом этаже. Шерри без труда влезала на подоконник. А окна очень часто оставались открытыми. Ты ведь знаешь, чего больше всего боятся люди, страдающие акрофобией? Они боятся не столько самой высоты, сколько собственного желания спрыгнуть. Такое нередко случается даже у совершенно здоровых людей, когда те смотрят вниз. И не потому, что ищут смерти. Просто из подсознательного желания испытать чувство полета. С детьми же подобное случается особенно часто. «А могу ли я летать?» «Неужели я на самом деле могу умереть?» «Что будет, если?..»
76 
