93 
— Да как? Она все время гуляет с его отцом, она не поймет. И вообще, ей наплевать. Только Ханне на меня не наплевать: по крайней мере, она ночует дома.
— Эй, а сколько раз твоя мать не ночевала дома?
— Дважды, — пробормотала Эмма.
— И во второй раз она вернулась, когда вы с Ханной завтракали. Правильно? Так что вы едва поняли, что она уходила.
— Мне не нравится, что она с ним! — крикнула Эмма. — И я даже не могу представить себе… я не могу подумать о том, что она, понимаешь, с ним. И я ненавижу спускаться к завтраку и видеть, что ее нет, как будто она умерла или что-то в этом роде, как будто она меня больше не любит. Ведь она даже не звонит и не предупреждает меня, что сегодня не будет ночевать!
Джина непроизвольно улыбнулась:
— Обычно считается, что подростки должны звонить и предупреждать.
— Это не шутки! Она должна говорить мне, чтобы я знала заранее. Но она думает только о нем. Она даже работает на него теперь!
Джина удивленно подняла брови:
— А ты?
— Это другое! У нее есть деньги, а мне нужно делать карьеру — я не могу зависеть от нее вечно. Она просто хочет быть с ним постоянно! И потом она и на ночь остается с ним, как будто я ее совсем не интересую.
— Ну, и скажи ей, что ты думаешь.
— Она не хочет знать!
— Ты ей говорила? Ты когда-нибудь подходила к ней и говорила: «У меня проблемы, ма, и я хотела бы о них поговорить»?
У Эммы вырвался нервный смешок:
— Я не зову ее «ма».
— Правильно. И никогда не звала. Когда ты была маленькой, тебе было четыре или пять, ты несколько месяцев называла ее «Клер». Она брала тебя с собой на работу, потому что твоя няня заболела, и ты слышала, как все называли ее «Клер», вот и подхватила. Помнишь это? Все думали, что это весьма остроумно, но Клер не была уверена, что ей это нравится. Затем ты снова начала звать ее «мама», и все стали счастливы. Вы вдвоем здорово проводили время, весело было быть с вами рядом. Мне просто как-то хорошо становилось, потому что вы любили друг друга и это было видно. Так скажи ей, что ты думаешь. Когда-нибудь.
— Нет. Я не хочу.
— Почему нет?
— Просто… потому.
— Почему потому? Потому что ты чувствуешь неловкость за то, что делаешь?
— Нет! — крикнула Эмма. — Я ничего не стыжусь! — Она соскользнула с табурета и нерешительно огляделась, желая уйти, но опасаясь упустить Брикса. — Думаю, мне пора идти.
Джина встала и слегка обняла Эмму:
— Солнышко, я думаю, тебе стоит поговорить со своей матерью. Поверь, у нее хватит ума, чтобы понять тебя. Она так сильно тебя любит, ты же знаешь — все, чего она хочет — это помочь тебе стать счастливой. — Эмма молчала, она вся сжалась в ее объятиях. Джина вздохнула: — Ладно, но подумай об этом. — Она отступила и поглядела Эмме в лицо: — Слушай, ты здесь с ума сойдешь, почему бы тебе не подождать его у него в кабинете?
Эмма неуверенно поднялась:
— Да, наверное. Но я никогда так не делала.
— А почему? Разве он не будет рад тебя увидеть?
— Конечно, да! Но… он на самом деле не любит сюрпризов, ты понимаешь.
— И все же. Тебе станет лучше. И послушай, попробуй все-таки разок. Когда придешь сегодня вечером домой, почему бы тебе и маме не сесть и не поговорить? О чем-нибудь. О мелочах, или о чем-то важном. О съемках, о еде, одежде, политике, сексе, погоде, черт возьми, если это все, о чем ты можешь думать. Ваше несчастье в том, что вы разъединились — вы живете в одном доме, но не вместе. Недостаточно того, что ты говоришь с Ханной, надо поговорить и с матерью.
— Heт Ханна не пытается уговорить меня все бросить и ехать в колледж.
— Все бросить?
— Ну ты понимаешь, о чем я.
— Ханна не твоя мать, Эмма, у нее не такая ответственность за тебя. И, держу пари, что Клер уже давно не говорит о колледже. Ведь так? Она хоть раз упоминала о нем с тех пор, как ты начала сниматься?
— Нет, — сказала Эмма почти беззвучно.
— Так в чем проблема? Ты снимаешься, и тебе это нравится, а она занимается дизайном, и это ей на самом деле нравится, она всегда хотела разрабатывать собственные проекты, и теперь она может это, и у вас обеих есть много о чем поговорить. Почему бы не попробовать?
Прошло несколько минут, и Эмма пожала плечами:
— Можно и попробовать. Она только в последние дни неразговорчива.
— Ну, это я и имею в виду. Ведь ты — тоже? Так что попробуй. Обещаешь?
— Я попытаюсь. Я знаю, что ты хочешь помочь мне, Джина, но ты просто не понимаешь, как это трудно. И никто по-настоящему не понимает, что я чувствую.
93 
