Особенно,... 
82 
— Ну пошли! — Добрынин поднялся на ноги, зажал портфель под мышкой, а руки спрятал в карманах — ладони его уже были сине-фиолетовыми от холода.
Повел его урку-емец к ближним холмам, но не туда, где находился город Хулайба. Шли они недолго, хотя и не спешили.
— Там такие места есть, — говорил урку-емец. — Рядом лед толстый-толстый, а чуть поближе к берегу — тонкий, как оленья кожа… А палку ту поставил русский человек Шендерович, чтобы не ходили к ней — там самый тонкий лед!
— А что это за Шендерович? — спросил Добрынин, уже чуть успокоившись и желая отвлечься от мрачных мыслей, бродивших в его голове после только недавно пережитого страха.
— А был такой человек перед русским человеком Кривицким, — рассказывал на ходу урку-емец. — Хороший был человек, партвзносов не собирал, меня от болезни вылечил… его все уважали.
— А где он сейчас? — поинтересовался народный контролер.
— Сейчас его нет. — Ваплах вздохнул. — Его медведь убил.
Чум Ваплаха стоял в низинке между двумя холмиками. Был он маленьким, раза в два меньше балагана, но зато как только вошли они г нутрь, так сразу Добрынин и почувствовал тепло этого темноватого безоконного жилища, в котором на самой cередине красовалась буржуйка, сделанная, как и остальные, из бензиновой бочки. Сквозь прорезанную в ней сбоку дырку на «меховой» олений пол падал красноватый отсвет.
— А-а. — Ваплах наклонился к печке. — Хорошо не потухла… надо еще дерна бросить… — и он приподнял край оленьей шкуры на полу и вытащил оттуда несколько бурых комьев. Забросил их в печку и только тогда обернулся к Добрынину и предложил ему усесться на такую же, как и у Абунайки, лежанку.
— Русский гость кушать будет? — спросил урку-емец. Народный контролер кивнул. И тогда Ваплах поставил сверху на печку небольшой котел с едой.
— Надо бы портфель оттаять… — проинес задумчиво Добрынин и посмотрел на урку-емца очень дружественно и уважительно. .
Ваплах взял из рук контролера желтый портфель и поставил его возле буржуйки.
— Скоро-скоро оттает, — проговорил он. Потом присел рядом с Добрыниным и спросил: — А русский человек. Добрынин сюда зачем приехал?
— Проверять приехал, — кратко ответил народный контролер, опять задумавшись о страшной судьбе застывших во льду людей.
— А что русский человек Добрынин проверять будет?
— Да я все имею право проверять, и работу, и жизнь, и порядок…
— А-а-а… — протянул Ваплах. — А один из мертвых тоже проверять приезжал. Я чуть-чуть разговор слышал. Из-за японцев они поругались…
— Из-за каких японцев? — Добрынин насторожился.
— А которые за партвзносами приезжают, — ответил урку-емец. — Тот русский человек хотел их увидеть, а русский человек Кривицкий говорил, что никаких японцев здесь нет.
— А что, есть они тут или нет? — спросил очень серьезно Добрынин.
— Тут их нет, но за партвзносами приезжают. Сам видел. К амбарчику на такой снежной машине подъедут, перегрузят в машину все шкурки, потом какой-то ящичек русскому человеку Кривицкому передадут, поклонятся и уедут до следующего раза.
«Вот оно что!» — подумал Добрынин и внутренне помрачнел еще больше. Никак не мог он ожидать, приехав сюда, что столкнется тут, на далеком Севере, с такими беспорядками, которые и беспорядками трудно назвать, потому что на самом деле все выглядело намного серьезнее. Все это было страшным преступлением, а преступником оказался главный коммунист города Хулайбы. И эта мысль испугала Добрынина, но все же справедливая злость оказалась сильнее испуга, и, поразмыслив еще, понял народный контролер, что коммунист не может быть преступником, а значит нельзя считать Кривицкого членом партии Ленина, нельзя было даже думать, что Кривицкий и товарищ Калинин состоят в одной партии.
И стало понятно Добрынину, что Кривицкий и есть тот враг, о каких часто писали в газетах и которые, скрываясь под личиной партийцев, творят свои темные дела. Все-стало понятно Добрынину о Кривицком, но возникло сразу много вопросов: а кто знал о происходящем, почему комсомолец Цыбульник ничего не сказал народному контролеру, почему радист Вася Полторанин, который довел Добрынина до реки, не предупредил о смертельной опасности? Неужели не знал?
И очень тяжело вздохнул народный контролер. Неужели жизнь на самом деле такая жестокая?
— Еда готова, — сказал Ваплах, трогая пальцем стенку котла, стоявшего на буржуйке.
82 
