145 
– Отлично. Пошли!
И он ведет меня по переулку мимо пушек, украшающих тротуар возле Дома офицеров. Поворачиваем направо, заходим в подъезд дома сталинской постройки.
Маленький, тесный лифт поднимает нас на шестой этаж.
Обшарпанная двустворчатая дверь, по обе стороны которой прыщиками налеплены звонки. Типичная коммунальная квартира.
Жора Степанович игнорирует десяток звонков и просто стучит по двери ладонью. Два раза.
Половинка двери открывается, и я понимаю, что дверь – это камуфляж. Потому что за дверью пахнет огуречным лосьоном, свежей краской и паркетным лаком. Здесь недавно прошел ремонт.
Девушка, затянутая в джинсы, украшенная сверху модной кофточкой и короткой мальчишеской стрижкой, ведет нас по белому коридору. Открывает дверь в уютный кабинет. Усаживает за полированный стол. Спрашивает: «Чай? Кофе?»
– Кофе! – выдыхаю я.
– Минералка есть? – спрашивает Жора Степанович.
Она кивает. И выходит. А я смотрю на два портрета, украшающие белую стенку: Тарас Шевченко и президент Кравчук. Поэт, мечтавший о свободной Украине, и политик, ставший лицом этой свободы. Тут же в голове странные параллели возникают. Или даже антипараллели. Обшарпанная дверь с множеством звонков – камуфляжный фасад, прячущий за собой последствия евроремонта. Это конспирация, понятно. Только почему внутри конспиративной квартиры висят «правильные», номенклатурные и созвучные истеблишменту портреты? Что это? Вторая власть? Или ее тайные механизмы?
– Ты чего волнуешься? – спрашивает Жора Степанович.
– Я?
– Ты-ты!
Я задумываюсь. Прислушиваюсь к температуре своих мыслей, к их ритму. Нет, вроде все спокойно у меня внутри и в голове никакой паники. Вопросы возникают, это понятно. Но чего волноваться?
– Ваш кофе, – девушка ставит передо мной чашечку на блюдце.
Жора перехватывает у нее стакан с минералкой.
Теперь наше молчание вполне оправданно. Кофе слишком крепкий и не слишком сладкий, но не звать же ее назад.
– О! Вы раньше меня! – весело на ходу бросает мужчина в длинном черном пальто. За ним снова видна девушка в джинсах и кофточке.
Он сбрасывает пальто, шарф и пыжиковую шапку на ее протянутые руки и усаживается к нам за стол.
Лицо-заготовка. Без выражения, без улыбки, но с готовностью мгновенно принять любое выражение. Я его где-то видел. Только где?
– Ну вот, – говорит он Жоре Степановичу. – Все по плану. Ремонт отличный. Оргтехнику привезут завтра. Можем приступать.
Жора Степанович вытаскивает из кармана пиджака портмоне, извлекает из него паспорт и протягивает хозяину кабинета. Потом переводит взгляд на меня. Я понимаю, чего он ждет. Выкладываю на стол свой паспорт и трудовую.
Хозяин кабинета крутит в руках мою трудовую. Потом протягивает ее мне обратно.
– У нас отдела кадров пока нет, так что потом запишем. Оклад триста баксов в месяц в конверте и двадцать по ведомости. Согласен?
Я киваю.
– Рабочий день с десяти до пяти, иногда на выезде, иногда в выходные. Согласен?
– Да.
– Завтра будут готовы визитки. ФИО запишем по паспорту, телефон только служебный. Ясно?
– Ясно, – говорю я и вспоминаю это говорящее лицо – это один из тех четырех гостей, которых мы обслуживали с Юликом и Славиком ночью, совсем недавно, перед продажей клуба-ресторана. Точно! Это один из них!
– Тогда на сегодня свободен. Завтра в костюме и с галстуком к десяти быть здесь. Вера покажет кабинет, – он махнул рукой себе за спину.
«Ага, – понял я. – Значит, ее зовут Вера!»
С шестого этажа я спускаюсь пешком мимо страшных обшарпанных дверей, тоже увешанных гроздьями дверных звонков.
«Интересно, – думаю я. – Это настоящие коммуналки или такие же, как та, наверху?»
На улице накрапывает дождь. На часах только девять утра. Я захожу в «кулинарию» напротив Дома офицеров, заказываю чай и котлету без хлеба. И думаю. Точнее, пытаюсь сообразить: кем это меня приняли на работу? Оклад понятен, рабочий день определен. А что надо делать – не сказали! Смешно! Но ничего страшного, завтра скажут. Ясно только, что работа будет не грязная, если уж на нее надо приходить в костюме и с галстуком. Кстати, надо купить галстук!
164
Киев. Ноябрь 2004 года. Воскресенье.
За последнюю неделю Жанна появлялась у нас только дважды. Правда, Светлана куда-то пропадала пару раз и возвращалась довольно поздно, около одиннадцати. Но я ее не донимал расспросами. Она все еще была не в себе. На ее трюмо я время от времени видел то поляроидные портретики наших малышей, то локоны их волос в прозрачных маленьких пакетиках, то пластмассовые браслетики, на которых имена Oleg и Vera, написанные латиницей, смотрелись теперь особенно грустно.
145 
