— Какие новости? — спросил Крис, проверяя, застегнут ли ремень безопасности. — Ездил вчера?
Макс кивнул.
— И в квартиру проник?
— Легко.
— И?
— У Марины, оказывается, было много секретов. Я нашел ее шкатулку, где она прятала свои, бумаги. — Макс резко отвернул от зазевавшегося пешехода.
— Ты забрал этот ящик?
— Да.
— Это называется «изъять с места преступления улики, не являющиеся твоей собственностью». Это опасный шаг, Макс. Как юрист тебе говорю.
— Я это сделал ради дочери. Мне надо оградить Лулу.
— И что ты там нашел?
— Полмиллиона баксов наличными. Каково, а?
— Наличными? Это твои деньги?
— Нет. Я ей перевел крупную сумму на счет в банке. Плюс оплата ее квартиры. Я плачу ей только алименты, да и те через банк.
— Тогда откуда у нее взялись наличные?
— А кто ж знает? Это еще не все. Еще там лежали несколько неоправленных камней в пластиковых пакетиках. Бриллианты и изумруды, крупные, на пару «лимонов» потянут. Я в растерянности.
— Что еще?
Хороший вопрос. Ее метрика. Она оказалась на десять лет старше, чем говорила — то есть ей было не тридцать девять, а сорок девять. И копия ее свидетельства о браке с Владимиром. — Тут Макс чуть не въехал в бампер впереди идущего такси. — Кругом меня облапошила. Вот дрянь!
— Макс, она умерла, — напомнил Крис. — Теперь ничего не изменишь.
— Да, конечно, — с горечью согласился тот. — Но как она могла поступить так с Пулу? Вся ее жизнь — сплошной обман.
— Ну, она ведь не думала, что все так кончится.
— Еще там была записная книжка с кучей имен, о которых я никогда не слышал, преимущественно русских.
— Может, ее московские знакомые?
— Да нет, телефоны сплошь американские. У нее была тайная жизнь, о которой никто не догадывался. Во всяком случае — я.
— Не хочешь передать это все полиции? И пусть разбираются?
— Это не вариант, — сказал Макс и гуднул блондинке в «Вольво», вздумавшей его подрезать.
— Не вариант? — переспросил Крис.
— Пойми, Крис, я должен оградить ребенка.
— Макс, даже не знаю, что сказать. Ты что, сам будешь этого Владимира ловить? Что-то я не замечал за тобой талантов Брюса Уиллиса.
— Понятия не имею, что буду делать. Но я уверен, что надо подождать, и Владимир объявится и снова будет требовать денег, и вот тогда-то я обращусь в полицию или ФБР.
— Знаешь, — задумчиво проговорил Крис, — я одной вещи понять не могу… Может, ты мне объяснишь?
— Что именно?
— Сейчас ты не можешь им рассказать, что знаешь. А когда он явится и потребует от тебя еще денег, тогда сможешь?
— Вот именно!
— А какая разница? Пресса в любом случае будет вонять.
— Знаю. Но мне нужно пару дней, чтобы собраться с мыслями и все обдумать.
Крис пожал плечами. Макс не слушал его советов, он затеял опасную игру, и Крис не имел желания в ней участвовать.
— Ну раз ты знаешь, что делаешь… — протянул Крис, которому больше всего на свете хотелось сейчас очутиться где-нибудь подальше отсюда и укрыться от всех свалившихся на него проблем, своих и чужих.
— Пока не знаю, — признался Макс, — но скоро буду знать.
Среди фотографов Антонио слыл личностью легендарной. Он снимал Ричарда Аведона, Дэвида Бейли и Хельмута Ньютона. Чудаковатый семидесятилетний итальянец кинулся обнимать Джанну, как возлюбленную после долгой разлуки, осыпал ее комплиментами и двусмысленными намеками. Он был небольшого роста, аккуратный, щупленький, тщательно одет и причесан и отличался крайней требовательностью по отношению к своим многочисленным помощникам. Работал он только под настроение, и его ранние работы украшали ведущие фотогалереи мира и продавались за многие тысячи долларов.
Не обращая никакого внимания на Джета, он проводил Джанну в гримерную, не переставая говорить по-итальянски о том, как ее красота расцветает с каждым годом все больше и больше.
Джанна была на седьмом небе.
— Ты с ним спала? — спросил Джет, когда его усадили в соседнее кресло и тоже стали гримировать.
Джанна загадочно улыбнулась, что означало безусловное «да».
— Поверить не могу! — возмутился Джет, окидывая ее оценивающим взглядом. — Он же тебе в дедушки годится!
— Мне было пятнадцать, — ответила Джанна. — Моя первая обложка для итальянского «Вог». Антонио был такой знаменитый и такой обворожительный, что устоять не было сил.