читайте - не пожалеете 
47 
— Нимало, — ответил я.
— И вас не ждала дома никакая возлюбленная?
Я покачал головой.
— Тем лучше для вас, — тут же заявила она. — Поверьте моему опыту, от возлюбленных больше бед, чем пользы. Любовь — это игра для дураков, вот что я вам скажу.
— Но это же самое важное, что есть на свете. — Я и сам удивился собственным словам. — Где бы мы все были без любви?
— Выходит, вы романтик?
— Я не очень хорошо понимаю, о чем вы. Романтик? Ну да, я испытываю чувства. Сильные — пожалуй, даже слишком сильные. Если это так, то я — романтик? Может быть.
— Но сейчас все мужчины очень глубоко чувствуют, — не отставала она. — Мои друзья, мальчики, которые сражались там. Их отягощает бремя эмоций, печаль, даже страх. Раньше ничего похожего не было. Как вы думаете, чем вызвана эта перемена? Разве это не очевидно?
— Да. В какой-то мере. Но мне интересно услышать ваше объяснение.
Я подумал, глядя в стол. Я хотел быть с ней честным — насколько отважусь. И еще я хотел, чтобы мои слова были осмысленными.
— Прежде чем я пошел туда, — начал я, глядя не на собеседницу, а на грязную ложку, лежащую передо мной, — я думал, что кое-что о себе знаю. Конечно, я тогда чувствовал. У меня были друзья и… простите меня, Мэриан… я влюбился, надо полагать. По-детски. И эта любовь меня очень ранила. Конечно, виноват был только я сам. Я поступил необдуманно. Впрочем, тогда я не так считал. Я был уверен, что все хорошо продумал и что на мое чувство отвечают взаимностью. Безусловно, я заблуждался, глубоко заблуждался. И произошли события, над ходом которых я был не властен. Потом, когда я отправился туда и попал в полк, — и там встретил вашего брата, — тогда я понял, какого дурака свалял раньше. Потому что внезапно все, сама жизнь, стало удивительно ярким переживанием. Словно я теперь жил на иной плоскости по сравнению с тем, что было раньше. В Олдершоте нас учили не драться — нас учили как можно дольше оставаться в живых. Как будто мы уже умерли, но, научившись метко стрелять и ловко орудовать штыком, могли хотя бы выиграть еще несколько дней или недель жизни. В этих казармах жили не люди, а призраки, вы понимаете, Мэриан? Мы все как будто умерли еще до отъезда из Англии. А когда меня не убили, когда я оказался одним из везунчиков… Понимаете, в казарме нас было двадцать. Двадцать ребят. А вернулись только двое. Один — который сошел с ума, и я. Но это не значит, что мы выжили. Я не считаю, что выжил. Пусть меня и не зарыли во Франции, но я остался там. Духом, во всяком случае. Теперь я только дышу. Но дышать и быть живым — не обязательно одно и то же. Теперь вернемся к вашему вопросу — романтик ли я? Думаю ли я категориями любовей и свадеб? Нет. Эта возня кажется мне абсолютно бессмысленной, целиком и полностью тривиальной. Я не знаю, как это меня характеризует. Возможно, это признак того, что у меня с головой не в порядке. Но, понимаете, дело в том, что у меня в голове всегда было что-то не в порядке. С тех самых пор, как я себя помню. И я никогда не знал, что с этим делать. Никогда не понимал. А теперь, после всего, что случилось, после всего, что сделал я сам…
— Тристан, хватит. — Она вдруг потянулась ко мне и взяла мою руку — та заметно тряслась, и я снова застеснялся. Я понял, что еще и плачу — не навзрыд, просто слезы ползут по щекам; я устыдился и этого тоже и вытер глаза тыльной стороной левой руки. — Я совершенно зря спросила. Я просто шутила, и все. Не обязательно рассказывать то, о чем вам не хочется говорить. Боже мой, вы проделали весь этот путь, чтобы встретиться со мной, чтобы принести мне этот великий дар — рассказы о моем брате, — и я вам так отплатила. Вы меня когда-нибудь простите?
Я улыбнулся и пожал плечами:
— Тут нечего прощать. Просто… ну, ни с кем из нас не стоит говорить на эти темы. Вы упомянули, что у вас есть друзья — которые были там, а потом вернулись?
— Да.
— Ну и как, они любят вспоминать то, что было там?
Она подумала минуту и заколебалась.
— Это сложный вопрос. Иногда мне кажется, что да, поскольку они непрестанно говорят об этом. Но всегда потом расстраиваются. Совсем как вы только что. Но в то же время мне кажется, что они не могут удержаться, чтобы не переживать прошлое снова и снова. Как вы думаете, когда это пройдет?
— Понятия не имею. Очень не скоро.
— Но ведь все кончилось, — настаивала она. — Все кончилось! А вы молоды, Тристан. Вам всего двадцать один год. Боже, да вы ведь тогда были совсем ребенком! Семнадцать лет! Не позволяйте всему этому утопить вас. Посмотрите на Уилла.
47 
