Особенно,... 
65 
Я ползу на брюхе, держа винтовку перед собой; левый глаз плотно зажмурен, прицел рыщет в поисках любого врага, наступающего мне навстречу. Я представляю себе, как встречаюсь глазами с таким же перепуганным мальчиком, моим ровесником, мы стреляем друг в друга — и через долю секунды оба мертвы. Небо над головой кишит самолетами, словно вшами. Синие лоскуты меж серых туч, пожалуй, даже красивы, но долго пялиться наверх опасно, так что я двигаюсь дальше с колотящимся сердцем, прерывисто дыша.
Уилла и Хоббса прошлой ночью послали на рекогносцировку, и их не было так долго, что я решил — живыми они не вернутся. Но они вернулись и доложили капралу Уэллсу, что немецкие окопы расположены в трех четвертях мили к северу от нас, но построены они как отдельные, не соединенные меж собой отрезки — не так, как в других местах. Можно взять их по одному, только осторожно, сказал Хоббс. Уилл промолчал, а когда Клейтон завизжал на него: «А вы, Бэнкрофт, сукин сын, чего молчите? Ну-ка, откройте рот!» — Уилл только кивнул и сказал, что согласен с рядовым Хоббсом.
При звуках его голоса я отвернулся. Кажется, я был бы счастлив никогда больше его не слышать.
Прошло три недели после нашей второй встречи, и все это время Уилл со мной не разговаривает, даже не отвечает, когда я заговариваю с ним сам. Если я подхожу — то есть если случайно приближаюсь к нему, потому что я ни разу не искал его специально, — он разворачивается и идет прочь. Если он входит в столовую, когда я там, он передумывает и уходит, возвращается в свой персональный ад. Впрочем, нет, один раз он ко мне обратился, когда мы завернули за угол навстречу друг другу и столкнулись, а больше никого рядом не было. Я открыл было рот, но Уилл лишь выставил руки ладонями вперед, словно отгораживаясь, и прошипел: «Отвали, понял?» И на том все кончилось.
Впереди грохочут орудия. По цепочке передают приказ: «Удерживаем линию!» Нас девятнадцать или двадцать человек — мы растянулись в неровную линию и все приближаемся к вражескому окопу. Канонада прекращается; мы видим тусклый свет — одна-две свечи горят — и слышим приглушенные голоса. Что с ними такое, думаю я. Они что, не видят, как мы наступаем, и не могут нас снять по одному? Стереть нас с лица земли — и дело с концом.
Но, наверное, именно так и выигрываются войны. Одни на миг утрачивают бдительность, а другие успевают этим воспользоваться. В эту ночь везет нам. Еще минута, не больше, — и мы все уже на ногах, оружие наизготовку, гранаты в руках, и вот залпы винтовок сливаются в сплошной грохот, трассирующие пули пронзают темноту и улетают вниз, во вражеский окоп. Снизу доносятся крики и тяжелый деревянный стук — я представляю себе группу молодых немцев, решивших на минутку забыть свой долг и поиграть в карты, чтобы снять напряжение. Немцы мечутся у нас под ногами, как муравьи, поднимают винтовки — но слишком поздно, у нас преимущество, мы стоим выше и захватили их врасплох, и мы стреляем и заряжаем, стреляем и заряжаем, стреляем и заряжаем. Наша линия слегка растягивается вдоль окопа, чтобы покрыть его равномерно по всей длине; Уилл и Хоббс клялись, что в нем ярдов пятьсот, не больше.
Что-то жужжит мимо уха, я ощущаю укол и думаю, что в меня попали; прижимаю руку к виску, но крови нет, и я в растерянности и гневе поднимаю «ли-энфилд» и стреляю без разбору во всех, кто подо мной, снова и снова нажимая на спусковой крючок.
Слышится звук, словно лопнул воздушный шарик, и соседний солдат валится с криком боли; я не могу остановиться и помочь ему, но в голове проносится мысль, что это Тернер упал — тот самый Тернер, что однажды обыграл меня в шахматы три раза подряд; тогда оказалось, что он не умеет быть великодушным победителем.
Десять — десять.
Я бросаюсь вперед, потом вбок, спотыкаюсь об очередное тело, падаю и думаю: «Господи, пусть это будет не Уилл» — и смотрю вниз, не в силах удержаться, но это Ансуорт, он лежит с мучительно искривленным лицом, открыв рот, — тот самый Ансуорт, который оспаривал приказ генштаба. Он уже мертв. Две недели назад мы были с ним в дозоре, несколько часов наедине, и хотя мы никогда особо не приятельствовали, он рассказал мне, что его девушка, которая осталась дома, ждет ребенка. Я поздравил его и выразил удивление, что он женат.
— Я не женат. — Он сплюнул на землю.
— А! Ну что ж, бывает.
— Сэдлер, ты что, дурак? Я не был дома полгода. Это не мой ребенок, понятно? Чертова шлюха.
65 
