Лёгкий, ненавязчивый романчик 
22 
Изменчива природа человеческих настроений, и вот уже, чтобы отвлечь свою зрительную память от мрачных картин заброшенного зоосада, я возвращаю себе слово «гимн» и заставляю его крутиться в моих мыслях, играть разными неслышимыми мелодиями, подбирая одну из них для себя, для еще ненаписанных и непридуманных слов, которые, возможно, когда-нибудь и мне помогут собраться из осколков эмоций в нечто целое, поднять решительно голову и жить дальше, жить, несмотря ни на что и вопреки всему, не согласному со мной. Когда-нибудь… Но все-таки это не будет ни военная песнь, ни песнь о могуществе. Но что это будет? Как найти слова? Где искать их? Еще бы полстаканчика того вина. Только полстаканчика, и не надо рядом генерала Казмо, не надо рядом никого. Полстаканчика вина – и мыслям – отдых, глазам – розовое марево, опускающееся на город, воображению – черноволосую девушку с маленькой рыжей собачкой, медленно плывущую в этом розовом мареве…
Когда я вернулся в гостиницу, уже вечерело. В коридоре негромко звучал четкий голос, сообщавший кому-то вновь прибывшему правила поведения в городе.
В номере горел свет. Айвен распаковывал какие-то ящики – они лежали на полу и было их до десятка.
– А, привет! – оглянулся он на меня. – Тут к тебе приходили и оставили вон то…
Он показал взглядом на сложенную китайскую ширмочку, стоящую подле моей кровати.
– Как дела с гимном? – спросил Айвен.
– Медленно… – признался я, преувеличивая результаты. На самом-то деле дела с гимном обстояли никак.
– Ничего, – ободрил меня мой сосед. – Главное, чтобы ты не запоздал к принятию декларации о суверенитете.
– А когда это будет?
– Дня через четыре… – задумчиво ответил Айвен.
Я прислонил ширмочку к стенке – в этот вечер она мне была не нужна. Присел на кровать. Моя психика заканчивала переваривать впечатления от прошедшего дня, и веки были не против сомкнуться.
– Ну-ка глянь! – прозвучал глуховатый, чуть ли не утробный голос, и я поглядел на Айвена.
Его глаза весело смотрели на меня через круглые очки новенького противогаза.
– Ну как? Класс? – спросил он.
– Откуда у тебя? – удивился я.
Он ткнул рукой в посылочный ящик.
– Мама прислала, я попросил…
– ?! – я только открыл рот, а вымолвить так ничего и не смог.
– Она у меня на военном заводе работает, вот и… – и он развел руками, полагая, что такого объяснения мне достаточно.
– Щелкни-ка меня, отошлю ей фото на память! – Айвен протянул мне фотоаппарат.
Я сделал два снимка.
– Чуть-чуть жмет, – признался сосед, стаскивая с головы маску противогаза. – Надо бы разносить… был бы я сейчас в роте – кто-нибудь из молодых мне бы его за два дня разносил! Ну ничего…
От висков вниз у Айвена шли красные полосы от жесткой резины маски.
Я захотел спать. Зевнул так, что Айвен зевнул вслед за мной.
– Я настольную включу, а ты ложись! – с пониманием произнес он.
Настольная лампа показалась мне намного ярче, чем плафон из матового стекла, свисавший с потолка, и я все-таки поставил ширму.
Уже лежа на кровати и готовясь ко сну, я слышал, как Айвен вскрывал другие посылки и доставал оттуда что-то железное, завернутое в бумагу. Удивительно, как много могут сказать звуки…
А поздно ночью, я даже не знаю, в котором часу, пришла Ирина. Пришла и подвинула меня к стенке. Я сначала не мог понять, что со мной происходит, принимая все за сон, но ей удалось разбудить меня. И я снова был счастлив, впитывая кожей ее тепло, целуя и почти облизывая ее лицо, гладя ее волосы, шепча ей десятки нежных пушистых слов.
Утром она снова ускользнула, и я проснулся уже один, проснулся оттого, что сну моему кого-то недоставало, недоставало тепла, недоставало дыхания Ирины.
Я проснулся, сходил позавтракать и зашел в ее кафе.
Мы пили кофе, и она спросила:
– Как дела с гимном?
– Пока никак.
– Ничего, – сказала она. – Это трудно… но когда ты его напишешь, о тебе все узнают!
И в голосе ее прозвучала будущая гордость за меня.
Я вздохнул. Может, Господь не оставит меня без помощи в этом трудном и ответственном деле. Я надеялся.
И вот уже я снова на набережной, один на один со своими мыслями, один на один с желанием создать гимн, которым смогу гордиться.
Легкие облака плывут по небу, притупляя острые солнечные лучи. Кричат чайки, кружа над яхточками и прогулочными лодками. С трех пирсов отдыхающие герои удят рыбу.
22 
