Особенно,... 
138 
– С вашего позволения, я отлучусь в туалет.
Она поплыла через зал, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Наверняка Рэйд Уэйкфилд уже пускает слюни, воображая двух таких разных женщин в своей постели. А нарушение множества табу великосветского общества только добавляет в его глазах пикантности этому черно-белому соусу.
Энджи не верила собственным ушам, глазам и вообще не понимала, что происходит в этом мире. Лизе хватало наглости болтать не только о фирме и сослуживцах – то есть о том, чего Энджи по ее милости лишилась, – но и об отношениях с Рэйдом, помолвке, свадебных планах и медовом месяце! Немыслимо! Что это, безудержное злорадство? Или черствость всегда была в характере «подруги»?
– Представляешь, Рэйд хотел ограничиться неделей, – чирикала Лиза. – Ехать во Францию на неделю! Нелепость, верно? Сошлись на десяти днях, хотя я бы предпочла две недели.
Энджи кивнула. Ее медовый месяц с Рэйдом на Бермудах длился пять дней, но упоминать об этом она не собиралась.
Когда официант унес тарелки, Лиза опустила на столик фирменный пакет из «Сакса». Энджи на миг опешила, решив, что Лиза приготовила ей подарок, но потом сообразила, что это ее вещи, о которых она говорила по телефону.
– Остальное в машине, – сказала Лиза.
Энджи ответила бледной улыбкой. Ее план разваливался на глазах, но сдаваться она не собиралась. Вот только времени оставалось в обрез.
Официант со счетом появился как раз кстати. Взглянув на квитанцию, Энджи отсчитала ровно половину суммы, добавила ровно половину чаевых и отодвинула листок. Какого черта я должна за тебя платить?!
– О! – изумленно выдохнула Лиза, будто впервые столкнулась с такой диковинной процедурой, как оплата в ресторане по счету. Пошарив в сумочке, она выудила несколько смятых банкнот и пригоршню мелочи, тем самым напомнив Энджи, что по примеру королевских особ предпочитает обходиться без наличных.
По дороге к машине Энджи все сильнее охватывала паника. Что же делать?! Что делать? Максимум через час они должны вместе оказаться в квартире Рэйда. Учитывая, что дорога займет около получаса, на поиски выхода остается всего ничего. А если выход не найдется? Лиза до конца дней своих будет пребывать в уверенности, что в пух и прах разбила несчастную, жалкую толстушку Энджи… Нет, ни за что! Энджи стиснула челюсти так, что зубы заскрипели.
Подойдя к своей машине, Лиза открыла багажник и кивнула на еще один пакет с хламом… пардон, с дорогими сердцу Энджи вещичками – пуховым платком, связанным бабушкой, голубой пижамой, старым фотоальбомом и прочими мелочами. Энджи склонилась над пакетом.
– Я упаковала, как могла, – с тонкой улыбкой сообщила Лиза, – Но ты же меня знаешь, аккуратность – не моя стихия.
Зато драгоценности – определенно твоя! Руки-то небось чешутся вцепиться в кольцо?
– А дневник мой где? – жалобно пробормотала Энджи. – Дневника не вижу!
– Какого дневника? Я ведь, кажется, все собрала! На полке только этот альбом лежал.
– При чем тут альбом? Я дневник имею в виду! Личный дневник.
– В списке его не было.
Точно, не было: Энджи с самого начала понимала, что ей нужен запасной вариант. Она выпрямилась и повернулась к Лизе, придав взгляду испуг и смущение.
– Ты… Господи, только не это! Скажи, что ты его не читала!
– Да нет же, нет! Я его даже не нашла!
Судя по ее виду, она была этим очень разочарована.
– Не может быть! Он всегда лежал там, на полке. Я точно помню, что говорила тебе о нем. Мне нужен мой дневник, Лиза! Я сгорю от стыда, если его кто-нибудь увидит!
– Ну-у… В чем проблема? Я его тебе пришлю, честное слово.
Ха! Честное слово Лизы Рэндалл – это что-то новенькое. Энджи медленно опустила руку в карман, так же медленно вынула и щелкнула замочком коробочки от «Шрив, Крамп и Лоу». В вечерней темноте, которую рассеивала лишь тусклая лампочка багажника, «бриллиант» призывно подмигнул Лизе. Та ахнула и застыла с полуоткрытым ртом. Да-да, гляди, Лиза! Вот оно, последнее звено той цепи, что окончательно привяжет тебя к клану Уэйкфилдов, черт бы их всех побрал.
Решив, что за тридцать секунд Лиза заглотнула крючок по самые жабры, Энджи решительно захлопнула коробочку.
– Вот что, Лиза. Смейся надо мной, если хочешь, считай, что, я трясусь над своим барахлом, но дневник мне дорог, и без него я не уеду, – заявила она тоном, не допускающим возражений.
Лиза помолчала, потом пожала плечами:
138 
