2 
– Мы займемся распорядком нашей жизни, когда окончательно устроимся, – пообещал Ник в конце их четвертой недели в Вашингтоне.
Они сидели в итальянском ресторанчике в Винченцо, ради которого они совершили довольно длинную прогулку.
– Ты, возможно, не будешь видеть Сибиллу так часто, как тебе хочется, но зато ты сможешь навещать ее один, чтобы я не болтался все время рядом, а это для вас совершенно новая возможность узнать друг друга получше.
– А мне нравится, когда ты болтаешься рядом, – сообщил Чед, приступая к рыбе. – Иногда… я просто не знаю, что сказать. Как будто нам совсем не о чем поговорить. Но ведь она же моя мама.
– Ну, это поправимо, – бездумно ответил Ник. – Это с каждым бывает, не только с тобой. Иногда разговоры только отвлекают от главного. Беда в том, что людям начинает казаться, будто они делают что-то не то, раз им нечего сказать. Но ничего ужасного не происходит, просто нужно немножко отдохнуть и подумать, что же важного можно обсудить с другим человеком. Молоть языком, только чтобы не было молчания, хуже, чем просто молчать. Знаешь, я тебе посоветую: если не знаешь, что сказать, то лучше сиди молча с глубокомысленным видом. Это кого хочешь впечатляет. И твоя мама быстро найдет сама, что сказать. Или ты сам что-нибудь сообразишь. Только не придавай значения этим паузам в разговоре, они вовсе не значат, что вам с мамой нечего сказать друг другу.
– Ладно, – сказал Чед. – Спасибо, – он катал по тарелке белые горошины. – Значит, ты не собираешься гулять с нами?
– Так будет лучше, Чед.
– А ты будешь встречаться с другими людьми, пока я буду вместе с ней?
– Скорее всего. Я ведь, как и ты, начинаю обзаводиться новыми друзьями.
– Ты будешь встречаться со многими людьми?
– В основном с деловыми людьми, ведь это часть моей работы.
– Но среди этих твоих людей так много женщин.
Ник усмехнулся.
– Они очень неплохие бизнесмены.
– Ты и с ними будешь встречаться?
– Иногда.
– Но ты ведь работаешь и по ночам, когда я уже сплю. Так было, когда ты работал в «Омеге». Тогда ты пи с кем не встречался.
– Я и сейчас буду частенько работать по ночам, совсем как в «Омеге». Ведь я начал совсем новое для себя дело, а это потребует много времени и внимания.
– Почему?
– Потому что мне многому нужно еще учиться, я уже нанял двух вице-президентов, и мы будем учиться вместе, да к тому же нам нужны новые программы, новые идеи, совсем новый подход к тому, что мы делаем.
– А разве мама делала что-то не так?
– Я не согласен со многим, что она делала, я же рассказывал тебе.
– Да, но… что, например?
– Например, то, что она все умудрялась представить, как радостное событие. Она назвала это «Телевидением радости» и заполнила эфир тем, что она называла «моментами» – небольшие эпизодики, которые уводили внимание людей от крупных событий и сосредоточивали их внимание на частных интересах. Я думаю, что люди достаточно взрослые, чтобы догадаться, что мир полон грустных или трагичных, или опасных вещей, которых не меньше, чем счастливых, веселых и оптимистичных, и, на мой взгляд, дело телевидения показывать разные стороны жизни как можно точнее, независимо от того, нравится это или нет. Поэтому мне и предстоит внести много изменений.
Чед кивнул с глубокомысленным видом, хотя по их последним разговорам Ник знал, что Чед начинал скучать, едва речь заходила о телевидении.
– А ты многих уволил? – спросил он.
– Некоторых.
– Знаменитостей?
– Вряд ли. У нас их пока нет, но скоро, я надеюсь, появятся.
– А кого ты уволил первым?
– Человека по имени Мортон Кейз. Я уже давно подумывал, что его нужно прогнать с телевидения, уж лет этак девять.
– Я как раз тогда родился.
– Я увидел его в первый раз, когда ты был малышом. Он участвовал в передаче под названием «Кресло, которое хотят занять многие». Мне он никогда не нравился.
– А маме?
– Ей да, по этому поводу мы тоже с ней вечно спорили.
– А она знает, что ты уволил его?
– Думаю, что уже узнала.
Чед помалкивал, пока официант ставил перед ним блюдо под названием «цукаты», а потом изрек:
– Думаю, все будет в порядке.
И Ник не стал уточнять, что это значит.
Что бы он не имел в виду, но Чед делал обо всем собственные умозаключения. Если что-то и будет не в порядке, Ник надеялся, что Чед будет с ним, но даже и тогда он не собирался давить на сына.
В свои девять лет Чед обладал быстрым умом, наблюдательностью и ярким воображением; он запоем читал, смотрел телевизор, если позволял Ник, обожал занятия спортом и легко сходился с товарищами. У него была полная жизнь, насколько Ник мог устроить ее. Чед знал, что значит быть горячо любимым, и он научился справляться с болью. Ник все готов был отдать Чеду и уж тем более был рад разделить с ним его радости или создать для него уют.
2 
