Особенно,... 
19 
Эшли рассказывала о матери, не скрывая своего восхищения и не заботясь о том, что Логан может об этом подумать. Хотела бы она хоть вполовину быть такой же энергичной, неуемной, любящей жизнь, как Линдсей Доусон!
Поведала она и о том, как, учась в старших классах, подрабатывала у матери в магазине. Поморщившись, призналась, что в джинсах чувствовала себя куда удобнее, чем в кружевах, и непыльной и прибыльной работе в магазине предпочитала добровольный уход за больными животными в местной ветеринарной клинике.
И сейчас мать порой уговаривала ее помочь в магазине в праздничные дни — День святого Валентина, День матери или рождественский сочельник, — когда все мужчины города кидались искать подарки своим любимым женщинам и продавщицы в «Кружевах Линдсей» сбивались с ног. В настойчивости Линдсей Доусон не откажешь — даже, упрямую Эшли она могла подвигнуть на все что угодно! Однако надо отдать ей должное: Линдсей рано поняла, что интересы старшей дочери лежат в совсем иной области, и переложила заботу о семейном бизнесе на Мэри, чему обе сестры были только рады.
А еще Эшли рассказала Логану, как поступила в бизнес‑колледж, окончила секретарские курсы, получила диплом администратора поликлиники… и вдруг сообразила, что, во‑первых, говорит, без умолку, и все только о себе, во‑вторых, обеденный перерыв почти закончился, а они так и не поднялись на второй этаж…
И, в‑третьих, она так ничего и не узнала о Логане Каллахане.
Пробормотав что‑то о том, как быстро летит время, она принялась собирать остатки еды и запихивать их обратно в контейнер, а контейнер — в корзинку.
— Конечно, здесь и без того намусорено, пара салфеток и куриных косточек погоды не сделает, но все равно не стоит оставлять за собой грязь, — бормотала она, с ужасом чувствуя, что слишком много болтает.
Да и Логан, черт бы его побрал, тоже это почувствовал! Он молча наблюдал за ее суетливыми сборами, и в зеленых глазах плясали уже знакомые ей смешинки.
— Так что же ты решил насчет дома? — осмелилась спросить она, наконец, когда он помог ей подняться, свернул одеяло и перекинул его через руку.
— А какого решения ты ждешь, Эшли? — ответил он вопросом на вопрос, вместе с ней выходя на крыльцо.
Она обернулась, чтобы по лицу прочесть его мысли, а в следующий миг споткнулась о порог и, нелепо раскинув руки, полетела носом вниз.
Разумеется, Логан ее подхватил — ни один порядочный герой не даст своей даме упасть. Вот почему секунду спустя Эшли обнаружила, что прижимается к нему, грудью к груди, и смотрит прямо в его сногсшибательные зеленые глаза.
Губы у Логана оказались неожиданно теплыми и мягкими. И прикоснулись к ее губам осторожно, почти робко, безо всякой угрозы.
Ладони его скользнули ей на спину, крепче прижали к себе, и Эшли закрыла глаза, чувствуя, как растворяется в нем и тает, тает…
Целовался он так же, как делал и все остальное, — медленно, почти лениво. Неторопливо накрыл ее губы своими, неторопливо углубил поцелуй, неторопливо ждал, когда она обхватит его за шею, повиснет на нем, когда мир перед ее закрытыми глазами взорвется всеми цветами радуги…
А потом неторопливо вел ее за руку по раскисшей грязи к грузовику.
Всю обратную дорогу он молчал. Молчала и она, не доверяя своему голосу. Только когда она села в свою машину и дрожащей рукой вставила ключ в зажигание, Логан решился заговорить.
— Может быть, поужинаем сегодня вместе? — спросил он хрипловатым голосом, от которого у нее вмиг онемели руки, а сердце превратилось в отбойный молоток.
Каким‑то чудом Эшли удалось кивнуть. Кажется, она даже пробормотала «да», хотя в это ей самой верилось с трудом, ибо язык снова обернулся липким комом жвачки.
Эшли нажала на газ, зная, что несколько часов спустя снова увидит Логана. Минут пять она парила на седьмом небе — пока вдруг не сообразила, что он так и не ответил на главный ее вопрос: какая же судьба уготована Дому Сэндлера?
Будь он проклят, этот Логан Каллахан!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Быть может, из‑за раненой руки у него поднялась температура? Как иначе объяснить, почему при одной мысли об Эшли Доусон ему становится жарко? Голова горит, сердце бьется как сумасшедшее, да и в прочих внутренних органах такая катавасия творится — не приведи господь!
Такими вопросами задавался Логан Каллахан, завязывая галстук — кремовый в голубую полоску. Поскольку одна рука у него почти не действовала, времени на размышления было больше чем достаточно.
19 
