Артемас с ужасом воскликнул:
— Боже, только не говори, что она искала со мной встречи!
Тамберлайн не на шутку разволновался. Тихим, извиняющимся голосом он произнес:
— Если бы я знал, мне бы в голову не пришло, что ты не намерен избегать ее…
— Что ты сделал?
Он со все возрастающим беспокойством слушал о тех ужасных минутах, когда Лили несколько раз пыталась связаться с ним и даже приехала в Нью-Йорк, чтобы увидеться.
— Она нуждалась в деньгах? Ее родители умерли? — Артемас обхватил голову руками.
Зи и Дрю уже нет. Лили одна, в горе, отчаявшись, пришла к нему за помощью…
— Они погибли в автомобильной катастрофе. — Тамберлайн как-то неловко крякнул. — Я считал эту историю сомнительной выдумкой, — он положил коробку на стол Артемаса, — но когда пришла посылка, я решил вам рассказать.
Он открыл коробку и вытащил из нее старинный чайник Коулбруков. Изящная картинка в восточном стиле — изображение Голубой Ивы, которое обеспечило головокружительный успех «Коулбрук чайна», — выделялась на белом фарфоре.
— Никакой записки не было, — продолжил Тамберлайн. — Ты знаешь, что это значит?
Артемас осторожно взял семейную реликвию.
— Это значит «прощай».
— Могу я чем-нибудь помочь?..
— Закажи, пожалуйста, билет на первый рейс до Атланты.
Глава 11
Лили закинула еще охапку сена на сеновал. В щели между крепкими старыми досками проникали веселые лучики солнца. В надежде получить корм беспрестанно мычали коровы с телятами. От жары запах сена смешивался с легкими весенними испарениями, проникавшими через открытую дверь. Здесь ей было так же хорошо, как и у себя в спальне, где она играла когда-то, работала и мечтала…
На следующей неделе приезжает Джо Эстес. Теперь его отец был хозяином полей, дома, амбара, кладбища, ручья, ив, скота и этого душистого сена.
Несколько месяцев назад Дрю договорился о поставке сена. И вот сегодня утром его привезли и равнодушно свалили посреди двора. Как же так, отца с матерью уже нет в живых, а их планы все еще выполняются?
Итак, если уж ей суждено уехать, то она уедет с достоинством, доведя дело до конца. Чтобы ни Джо, ни кто-нибудь другой не упрекнул, что Маккензи забыли о чести и совести, утратив собственность.
Грязь и пот струились по ее лицу. Руки в кожаных рукавицах горели, оголенные ноги, исколотые сеном, покраснели и покрылись царапинами.
«Надо было надеть джинсы и рубашку с длинными рукавами. Отец отругает за…»
Она вдруг осеклась. Нет, никогда больше отец не станет ворчать на нее скорее по привычке, чем по необходимости. Никогда уже не услышать ей и голоса матери! Перед глазами все поплыло. Она громко выругалась с досады, потом вернулась на сеновал. Осталось еще две копны. Она бросила сверху толстую веревку, прицепив предварительно к вороту, потом подцепила железным крюком обвязку сена во дворе. Поднялась обратно, подняла охапку наверх и втолкнула ее внутрь. Эта тяжелая, изнуряющая работа была единственным средством, отвлекающим ее от горестных раздумий о будущем. Она мало спала в последние две недели, упаковывая домашний скарб и переправляя в мансарду дома тети Мод. Джо получит меблированный дом, но ему не достанется его сердце — безделушки, книги, железные кастрюли и сковородки родителей, домотканые одеяла, инструменты отца, его пистолеты, подшивка сельскохозяйственных журналов, оставшаяся еще от дедушки — когда-нибудь придет время…
Она вытащила пыльную, потрепанную картонную коробку и застыла в раздумье, уперши руки в бока.
Надо было просто выбросить этот мусор — бросить в костер в поле за ручьем. В основном она отдала одежду родителей церкви: мать с отцом никогда не выбрасывали вещи, это могло пригодиться другим.
Но все ненужное и бесполезное Лили сожгла.
Наконец она решилась — опустилась на колени и раскрыла коробку. Внутри в черном полиэтиленовом пакете лежала пара плюшевых мишек и аккуратно сложенный кадетский сюртук Артемаса. Она спрятала эти дорогие сердцу вещи после той жуткой ночи, когда он приезжал повидать ее. Ей было так больно и стыдно тогда — позволить себя лапать этому лицемерному сукину сыну, Эндрю Хоулкому! Да еще в тот самый вечер, когда приехал Артемас!
Впрочем, никому нельзя позволять обращаться с собой подобным образом. Артемас тоже ничем не лучше! К черту детскую верность! Эта унизительная сцена в Нью-Йорке два месяца назад…
И тем не менее от сердца отлегло, когда она прижала к себе эти милые вещицы. Почему-то подкосились ноги, и девушка безвольно опустилась на сено. Стало хорошо-хорошо, и она задремала.