— Маргарет написала тебе, что я искала работу?
— Нет. Но я знал, что постепенно беспокойство начнет грызть тебя.
Да. Руэл всегда умел читать в ее душе, как в открытой книге, с отчаянием подумала Джейн.
Он кивнул, подтверждая эту мысль:
— Я очень хорошо знаю тебя. Мне и прежде казалось, что я хорошо узнал тебя. Но сейчас нет на свете человека, который имел бы о тебе такое же ясное представление, как я. Мне не хотелось вспоминать тебя, думать о тебе. Но ты была там, вместе со мной — каждую секунду, каждую минуту. — Он сжал губы. — Какой бы изнурительный поход я ни предпринимал, какой бы тяжелой работой ни занимался — ты постоянно оказывалась рядом. Сначала я выходил из себя. Но спустя некоторое время стал привыкать к твоему непрошенному вторжению на остров, в мою жизнь, в мою душу. Ты стала частью меня самого.
Она вздрогнула.
— Ты говоришь так, будто ненавидишь меня больше всего на свете.
— Я не знаю, какие чувства испытываю к тебе. Знаю одно: мне необходимо избавиться от них. — Он помолчал. — Но сначала я должен убедиться, что ты понесла такое наказание, которого заслуживаешь.
— Ты даже не представляешь, как я наказана. Всякий раз, когда я смотрю на Йена, я переживаю все ту же муку.
— Но ты очень редко видишь его. Ты поселилась вдали от замка, в своем маленьком уютном домике возле мельницы, чтобы не видеть, как он страдает.
Джейн вскинула подбородок.
— Я не собираюсь в сотый раз просить прощения. Все равно ты не слушаешь меня.
— Сейчас поздно просить прощения. Я виню себя за то, что не принял в расчет Мэгги и то, что она не подпустит никого другого к постели Йена. Но я приехал сюда для того, чтобы повернуть русло в нужном направлении. — Руэл усмехнулся. — Сейчас я поеду в замок, а к тебе я заехал для того, чтобы предостеречь: не вздумай убегать от меня.
— Если я приму решение уехать, ты не сможешь остановить меня.
— Я найду тебя хоть на дне морском. Тебя или Ли Сунга. — Он помолчал. — Или Патрика. Кстати, я навестил его в Эдинбурге.
Джейн насторожилась.
— Ты говорил с ним?
— Но что толку? Он вечно пьян.
— Да, я слышала, — сказала она сдержанным тоном.
— Я удивился, что ты перестала покровительствовать ему. Означает ли это, что твоя любовь к нему остыла?
Джейн промолчала.
— Но какие-то чувства еще остались. Владелец дома сказал, что если бы ты не вносила за него ежемесячную плату, он давно сгнил бы в трущобах. — Он кивнул. — Да, я думаю, Патриком можно будет воспользоваться. — Руэл протянул руку и жестом собственника положил ей на плечо. — Возвращайся в дом. Сейчас ночи становятся холодными. Ты простудишься.
Этот жест застал ее врасплох. Джейн в замешательстве смотрела на Руэла.
— Если я замерзну — это должно тебя только порадовать.
— Неправда. Я не хочу, чтобы кто-либо прикасался к тебе, пусть даже ветер. Только я один имею право карать или миловать тебя, нести зло или благо. — Слова были произнесены мягким, обыденным тоном. Но Джейн догадывалась о том, какая сила таится в них.
Руэл осторожно прикоснулся к ее щеке ладонью.
Джейн почувствовала, как жаркая волна прошла по телу, и резко отстранилась.
Он улыбнулся, заметив ее движение.
— Я наведаюсь к тебе завтра утром. К тому времени я уже переговорю с Мэгги и Йеном. И мой план примет окончательные очертания.
— Ты надеешься уговорить Йена поехать в Испанию?
— Нет, я заберу его с собой на Циннидар.
Джейн, не веря своим ушам, смотрела на него в немом изумлении.
— Он не поедет.
— Ошибаешься. Поедет. — Он посмотрел ей в глаза. — И ты тоже, Джейн.
У нее перехватило дыхание.
— Нет, — прошептала она.
— Завтра утром не уходи на мельницу до моего прихода.
— Это угроза?
— В данный момент нет. Завтра ты увидишь, насколько продумано мое предложение, Джейн. — Он повернулся и начал спускаться с холма. — Кстати, не надевай этот плед больше. Мне неприятно видеть тебя в нем.
Человек, который попросил ее выйти за него замуж, считал, что она недостойна носить плед цветов родового клана. Странно, что такая мелочь задела ее после того, что она уже вынесла.
— Этот плед мне подарила Маргарет. И поскольку ты отказываешься от всего, что связывает тебя с Гленклареном, я буду носить этот плед.
— Ты решила, что я боюсь за честь своего рода? — Он покачал головой. — Если бы я решил, что ты можешь оскорбить Макларенов таким образом, то одел бы тебя с ног до головы в эту проклятую клетку. Мой отец сделал все, чтобы я возненавидел эти цвета.