— Я знаю много-много всего, чему хотел бы научить тебя, мой прекрасный цветок, — сказал он серьезно, — но и ты, наверное, многому научишь меня!
— О чем же мы… расскажем друг другу?
— О наших душах, наших сердцах и о наших телах, — ответил он. — Мы ведь боролись в этой жизни в одиночку. Теперь же мы можем думать и чувствовать вместе и искать свой единственный путь к нашей общей, самой высокой вершине.
— Ты сказал, что… можно достичь… невозможного, — прошептала Квинелла, — и это… правда.
Рекс стал целовать ее нежно и страстно, и она почувствовала, что задыхается от восторга и счастья, а сердце ее неистово стучит в унисон его сердцу.
Наконец, оторвавшись от ее губ, он сказал:
— Ты должна поспать, радость моя. Завтра рано утром мы выезжаем, нам оседлают лошадей.
— А куда мы поедем?
— Я покажу тебе много прекрасных мест — святых мест, о которых не знает никто из обычных гостей Наини-Таль.
— Я знаю, они мне понравятся.
— Туда можно добраться только верхом.
— Мы и правда поедем одни?
— Если ты не боишься и готова встретиться с духами и божествами, которые живут в горах, то, обещаю тебе, нам не нужно будет никакой охраны.
Квинелла от полноты счастья тихонько вздохнула.
— О-о, Рекс, я и не подозревала, что… меня ждет столько… чудесных приключений… но если это для тебя… опасно, то не нужно — даже если мне… будет очень хорошо.
— Так ты беспокоишься обо мне?
— О ком же еще? — спросила она. — У меня никого больше нет. Ты для меня — весь мир: все небо, горы и… долины.
На последнем слове она как бы запнулась, и Рекс спросил ее:
— Почему ты так странно сказала «долины»?
— Потому что так сказал мне саддху.
— Какой саддху?
— Он сидел у нас в саду, и он сказал мне, что я все время… ищу вершины, а надо бы… и в долины спускаться.
Несколько поколебавшись, она сказала:
— Наверное, долины — это тот огонь и все те чувства, что ты подарил мне.
— Я тоже так думаю.
— И еще саддху сказал: вершины и долины… дополняют друг друга и что это… путь к истине.
— Которую мы найдем вместе с тобой.
— О-о, дорогой мой Рекс! — страстно вскричала Квинелла. — Могла ли я даже подумать, когда уезжала из Англии, что это со мной случится!
— Но это случилось! — ответил он. — И это только начало! И нас с тобой еще так много ждет впереди.
Он хотел поцеловать ее, но она, уклонившись от поцелуя, спросила:
— Я… хотела кое о чем спросить… тебя.
— О чем же?
Он знал, что она с трудом ищет слова, и ждал, думая при этом: за что ему такое счастье?
Квинелла заговорила, и голос ее звучал как музыка:
— В тех книгах, что ты дал мне, говорится, что, индусские девушки боготворили своих мужей. Каждая думала, что ее муж — Кришна… Бог любви.
— Да, верно.
— И… поэтому, — шепотом сказала Квинелла, — сам… акт любви считали… божественным. Рекс ничего не ответил, и она продолжала:
— Я… тоже… почувствовала это! Для меня… ты — Кришна… любовь, которую ты… дал мне… священна, и я… боготворю тебя.
Он сжал ее в объятиях так крепко, что она едва могла перевести дух.
— Любовь моя, бесценное мое сокровище, пожалуйста, не говори так. Это я должен боготворить тебя, потому что ты — совершенство!
Порывистым движением она прижала к себе его голову, ища его губы своими губами и прижимаясь к нему всем телом.
И вот уже тот священный огонь, что горел в каждом из них, превратился в бушующее пламя и, поднимаясь все выше и выше, понес их — пылающих неистовой страстью — к сияющим вершинам восторга…
Рано утром, когда солнце еще не успело стать нестерпимо палящим, Рекс помог Квинелле сесть в седло — лошади уже были поданы к парадному подъезду.
Их провожал капитан Андерсен.
— Пусть слуги подвезут еду на вьючных лошадях и оставят ее под деревьями над водопадом Наини, — распорядился Рекс. — Они должны успеть туда к полудню, потом удалиться, а затем подобрать, что останется, через два часа.
Квинелла несколько раз порывалась издать радостное восклицание, но не стала прерывать речь своего супруга.
— Я прослежу, чтобы все было сделано, — ответил капитан Андерсен.
— И объявите всем, пожалуйста, что в течение двух недель я не буду устраивать никаких официальных приемов, — продолжал Рекс, — а все неотложные дела возлагаю на вас.
Немного поколебавшись, адъютант спросил:
— Если у меня возникнут какие-нибудь затруднения — смогу я обратиться по этому поводу к вам сегодня вечером?