— Что еще за состояние? — нахмурилась нянюшка.
Оделла поняла, что слухи о ее богатстве, во всяком случае, еще не достигли замка Комб.
Она сказала нянюшке о наследстве, оставленном матерью, и о том, что на эти деньги она собиралась осуществить то, о чем мама мечтала когда-то.
Но муж в первый же день после свадьбы запретил бы Оделле даже думать об этом.
— Почему я вообще должна выходить за кого-то? — спросила она нянюшку. — А тем более за человека, который влюблен в мою мачеху!
— Влюблен, как бы не так! — фыркнула нянюшка. — Это не любовь, даже и не воображай.
Оделла недоуменно посмотрела на нее, а нянюшка продолжала:
— Любовь — это то, что твоя мать чувствовала к твоему отцу, и она дается от Бога.
Она усмехнулась и добавила:
— А все, что приходит от этой женщины, дело рук дьявола!
Оделла никогда не слышала, чтобы нянюшка говорила так пылко.
Помолчав, она сказала:
— Ты права, нянюшка. Я почувствовала, что что-то неправильно, едва вошла в дом, но мне кажется, что, пока папенька ни о чем не догадывается, она, на свой собственный лад, помогает ему быть счастливее.
Нянюшка вновь усмехнулась, но ничего не сказала, а Оделла воскликнула:
— И все же вы должны были меня предупредить!
— Я об этом думала, — с неохотой признала нянюшка. — Но это было не мое дело, и я не могла и подозревать, что оно как-то коснется тебя.
— И теперь это мое дело, — сказала Оделла. — Я прошу тебя, нянюшка, позволь мне остаться с тобой.
— Оставайся, конечно, — согласилась нянюшка, — только вот надолго ли? Ты же не можешь провести здесь всю свою жизнь — а если бы и могла, это было бы дурно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила ее Оделла.
— Его светлость — холостяк, — сказала нянюшка, — и если бы кому-то стало известно, что ты жила под его крышей без компаньонки, твоя репутация была бы погублена. И потом, твоя мать вряд ли одобрила бы такое поведение своей дочери!
— Но… куда же мне тогда идти, нянюшка?
Оделла внезапно стала похожа на ребенка, который верит, что няня все на свете знает и всегда даст верный ответ.
— Мы что-нибудь придумаем, — бодро ответила нянюшка. — На самом деле ты можешь побыть здесь какое-то время, потому что его светлость далеко, а если прислуге сказать, что ты — моя родственница, никаких трудностей быть не должно.
Помолчав, она с улыбкой добавила:
— Ну не то чтобы совсем никаких — я уже сейчас могу представить по крайней мере сотню!
Оделла рассмеялась: это было так похоже на нянюшку.
— Ничто не имеет значения, — сказала она, — кроме того, что я буду с тобой, моя нянюшка. Это то, о чем я мечтала все время, пока была далеко.
Глаза нянюшки смягчились.
— Я тоже скучала по тебе, дорогая, больше, чем можно выразить словами, но здесь мне вполне удобно, а маленькая Бетти — просто золотко. — С этими словами она нагнулась и подхватила девочку на руки: — Не правда ли, прелесть?
Оделла не могла не согласиться, что Бетти и впрямь прелестное дитя. В то же время она выглядела очень хрупкой. Словно отвечая на невысказанный вопрос, нянюшка заметила:
— Бетти еще слишком слабенькая, чтобы выдержать длинные переезды с места на место. — Она улыбнулась ребенку и продолжала: — Его светлость с особой миссией отправился в Индию, в Сингапур, и Бог знает, куда еще! Они будут в отъезде почти год.
— Бетти повезло, что у нее появилась ты, нянюшка!
— Ее светлость говорит то же самое. Она помнит твою мать и тебя — еще совсем крошкой.
— А я не помню ее, — со вздохом призналась Оделла.
— Ничего удивительного, — сказала нянюшка. — Она вышла замуж, когда ты была очень маленькой, и ее первый муж погиб на охоте.
— У нее не было детей? — спросила Оделла.
— Только во втором браке, — ответила нянюшка. — Тогда у нее родилась Бетти, но она надеется, что следующим ребенком будет мальчик.
Помолчав, Оделла спросила:
— Если я выйду замуж, нянюшка, или даже если… останусь жить дома… Вы обещаете переехать ко мне?
— Если ты выйдешь замуж, клянусь, я больше ни к кому не пойду, — воскликнула нянюшка. — Даже за миллион фунтов! Но после того, как ее светлость вышвырнула меня, как будто я грязь у нее под ногами, я не переступлю порог того дома, где она будет жить!
В голосе нянюшки прозвучало такое негодование, что Оделла непроизвольно вскочила и порывисто обняла ее.
— Что нам обеим следует делать, — сказала она, — так это держаться вне поля зрения ее светлости. Ты же понимаешь, нянюшка, что я не могу вернуться назад и отдать себя ей на растерзание?