Он хочет провести с ней еще три дня. А что потом, что еще он потребует от нее? Его все еще тянет к ней. И конечно, ее тоже тянет к нему. К тому же все эти дни она так отчаянно сопротивлялась, что теперь чувствовала себя на грани истощения. Все эти письма и тот телефонный разговор сильно подействовали на нее, она прекрасно это понимала.
В этот момент она услышала какой-то звук, и к ней вошла одетая во все черное смущенная бедуинская девушка. Она подала Джамиле рубашку, чтобы переодеться, и начала наполнять для нее ванну. Никогда еще Джамиле не приходилось принимать участие в ритуале омовения. Так служили только членам правящей семьи. Или — любовницам шейха.
Кровь застыла в жилах у Джамили. Так, значит, она теперь любовница Салмана? Ведь именно так поступают с любовницами. Их привозят, покупают им одежду, угощают вином и ужином и подготавливают для его удовольствия. Девушку затошнило от отвращения, и в то же время где-то в глубине ее души дрогнула предательская струнка. Во всем произошедшем сегодня с ней было что-то такое, что затронуло самые глубины ее женского естества, о существовании которых она даже не подозревала. И сейчас не хотела их признавать.
Джамиля разделась, и едва заметила, как девушка забрала ее одежду и вышла, пообещав вскоре вернуться. Джамиля вздохнула и со стоном опустилась в благоухающую воду. Никогда еще ванна не доставляла ей такого удовольствия. Столько времени она не позволяла себе простых женских радостей, что на некоторое время забыла о своем гневе на Салмана — ей было слишком хорошо сейчас…
* * *
Время от времени Салман заходил в шатер, чтобы проверить, как идет подготовка к ужину. Персонал сновал взад и вперед, а он медленно прохаживался поблизости. И вот никого не осталось — все были заняты приготовлением горячего. Он слышал плеск воды за занавеской и едва выносил мысль, что она там — обнаженная.
Он знал, что не должен этого делать, но все же подошел ближе и прислушался. Она тихо постанывала от удовольствия, вода плескалась, а он ощутил сильнейшее возбуждение. Он заглянул в просвет между занавесками — и не смог пошевелиться. Он увидел ее обнаженное тело: полные оливкового цвета груди с темными сосками, точеные плечи, по которым рассыпались влажные волосы.
Джамиля на секунду затихла. Кто-то наблюдает за ней — она это чувствовала. Однако она не могла закричать, что-то сдерживало ее — она словно боялась разрушить волшебство. Джамиля знала — это Салман. Она всегда чувствовала его на расстоянии. И то, что он сейчас тайно наблюдает за ней из-за занавески, показалось ей безумно эротичным.
Неожиданно силы вернулись к ней. Теперь он у нее в руках. Она чувствовала на себе его взгляд и с прежде неведомой ей женской гордостью за свое тело начала медленно намыливать сначала руки, а затем плечи.
Она полузакрыла глаза и начала намыливать грудь. То, что он смотрит на нее сейчас, возбуждало невероятно. Ее соски уже затвердели, и когда она дотронулась до них пальцами, то не смогла сдержать стон. Она хотела подразнить его, не себя, и все же… она уже не могла остановиться.
В ее памяти всплыла его записка: «Ты трогаешь себя, когда думаешь обо мне? Ты становишься влажной от желания, когда думаешь обо мне? Ты приснилась мне ночью, и я проснулся возбужденный».
Джамиля сжала пальцами один сосок, и желание пронзило ее так глубоко, что ей пришлось опустить другую руку туда, где вода скрывала ее пульсирующую плоть.
В этот момент раздался звук, похожий на сдавленный стон, затем какой-то шум, и девушка очнулась от своего чувственного забытья и села в ванне. Она безумно испугалась. Что с ней такое? Она ведет себя как звезда порнофильма! И это только из-за того, что она решила, будто Салман смотрит на нее. Да это может быть кто угодно! О боже, что с ней такое?
В этот момент вернулась служанка, и Джамиля буквально выпрыгнула из ванны и выхватила полотенце у нее из рук. Она боялась смотреть девушке в глаза и начала судорожно искать свою сумку и одежду, но ничего не было. Когда она спросила о них служанку, та покраснела и сказала, что шейх распорядился, чтобы она постирала одежду Джамили, а ее сумку отдала ему.
— Шейх оставил вам одежду… — тихо добавила служанка, и Джамиля вспомнила о коробке и обо всем, что она означает.
Когда девушка показала Джамиле полку с духами и лосьонами, она едва не закричала:
— Мне ничего этого не надо. Мне нужна моя одежда.