Особенно,... 
41 
— Ты ведь думала обо мне… в ванне? Ты ведь знала, что я наблюдаю?
Потрясенная, Джамиля не могла вымолвить ни слова. Признаться в этом значило сказать ему, что ее возбуждает даже то, что он просто смотрит на нее. Она сказала натянутым голосом:
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Ложь не идет тебе.
Джамиля высвободила руку и продолжила ужинать, хотя аппетита ее как не бывало. Она пленница. Что она может сделать? Бежать в деревню, чтобы спрятаться у кого-нибудь из местных жителей?
Она отложила салфетку, допила шампанское и еще раз оглядела шатер. Убранство было таким роскошным… Как ему удалось все так устроить? Однако она справилась со своим любопытством, притворилась, что зевает, и встала. Она твердо намеревалась лечь спать одна.
Салман тоже встал и протянул ей руку. Она не обращала внимания.
— Ты ведь знаешь, что я никуда не уйду, — сказал он, скрывая свое нетерпение.
Она посмотрела на него, и на этот раз в ее взгляде он заметил не только неповиновение. Он заметил что-то еще, что-то, от чего его сердце тут же инстинктивно отшатнулось. Нет, ему не нужно ничего такого. Он просто хочет ее. А она хочет его. Вот и все.
Он подошел к кровати и начал раздеваться.
— Что ты делаешь? — почти в панике закричала Джамиля и тут же пожалела об этом. Она должна контролировать себя.
Салман самоуверенно обернулся:
— Ложусь спать.
— А где буду спать я?
Он показал на кровать:
— По-моему, здесь неплохая кровать.
— В ней спишь ты.
Салман продолжал раздеваться. При свете множества мерцающих огней его тело выглядело волшебно. Джамиля стояла и смотрела на него как зачарованная. А потом он медленно повернулся — и в этом мире не осталось ничего, кроме этого оазиса, этого шатра, этого мужчины и желания, которое звенело между ними.
— Джамиля…
Но Джамиля не могла отвести глаз от его члена, и тогда он обхватил его рукой. Рука двигалась взад и вперед, а девушка едва держалась на ногах.
— Джамиля, ты нужна мне…
Девушка с усилием подняла глаза. Она чувствовала, что ноги вот-вот предадут ее, но все же решила не сдаваться.
— Я… Я не могу. Этого не будет. Это больше не повторится, Салман, — сказала Джамиля и отвернулась. Она понимала, что если сдастся сейчас, то ее уже ничто не спасет.
В этот момент она ощутила сильные руки на своих плечах. Он повернул ее к себе. Слезы выступили на ее глазах.
— Пожалуйста, не плачь, Джамиля.
В этот момент она снова вспомнила ту сцену из детства, когда они стояли у могилы родителей и Салман сказал, что она должна быть сильной. Она посмотрела в его глаза — в этом человеке было ее прошлое и ее настоящее. Она любила его. Эта любовь затмила все, что она когда-либо знала и чувствовала. И ее уже давным-давно ничто не могло спасти.
Как только она поняла это, что-то рухнуло в ее душе, и слезы полились по щекам. Как она может уйти сейчас? Может, это именно то, что она будет помнить всю свою жизнь: этот оазис посреди пустыни и это мгновение…
В его глазах была боль и что-то такое, чего она никогда не видела раньше. Он тихо сказал:
— Если тебе так плохо, то не надо ничего. Я никогда не хотел причинять тебе боль. Просто я думал, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя, что ты просто хочешь отомстить мне.
Перемена в нем так подействовала на Джамилю, что она больше не могла сопротивляться. Она доверяла ему. Она верила тому, что он сказал: если она попросит его уйти, он уйдет. И вдруг она поняла, как не хочет этого.
Она погладила его по лицу.
— Нет, Салман. Не поэтому. Но я не хочу больше думать об этом. Не хочу думать ни о чем, кроме того, что есть здесь и сейчас. И я не могу больше сопротивляться. — Она прижалась к нему. — Я хочу тебя, Салман. Люби меня.
Некоторое время он не двигался, словно боясь, что она вдруг рассмеется ему в лицо, а потом обнял ее и крепко поцеловал.
Джамиля понимала — ей придется сполна расплатиться за то, что она делает сейчас. Но это будет потом. Сейчас ей нужен Салман. А то, что он проявил нежность и заботу, было для нее лучшим афродизиаком.
Он поднял ее, понес к постели и уложил так нежно, как будто она была самым хрупким и самым дорогим существом на свете.
Несколько часов спустя Салман лежал на шелковых простынях, обнимая и прижимая к себе Джамилю. Хотя он никогда в жизни не получал такого наслаждения, его тело было почти готово все повторить. Он глубоко вздохнул.
41 
