Он старается держаться подальше от главной дороги, опасаясь на кого-нибудь нарваться. Всю ночь воют мелкие степные волки, и рассвет застаёт его в травянистой лощине, где он укрылся от ветра. Стреноженный мул стоит над ним и смотрит на восток, ожидая рассвета.
Восходящее солнце отливает стальным блеском. Тень от его фигуры верхом на муле простирается перед ним на целые мили. На голове у него шляпа из листьев — они высохли на солнце и потрескались, теперь он смахивает на пугало, что забрело сюда из сада, где отпугивало птиц.
К вечеру среди невысоких холмов он замечает косую спираль дымка, и ещё до темноты стоит в дверях землянки старика-анахорета, который обосновался здесь среди дёрна, как мегатерий. Одинокий, полубезумный, веки покрасневшие, будто глаза заперты в клетку раскалённой проволоки. Тело при этом далеко не измождённое. Он молча наблюдал, как малец одеревенело слезает с мула. Лохмотья старика развевались на сильном ветру.
Дым твой увидел, сказал малец. Подумал, может, у тебя найдётся глоток воды.
Старик-отшельник почесал грязную шевелюру и опустил глаза. Повернувшись, зашёл в землянку, и малец последовал за ним.
Внутри было темно и пахло землёй. На земляном полу горел костерок; из обстановки — лишь кипа шкур в углу. Старик шаркал в полумраке, склонив голову, чтобы не задевать низкий потолок из сплетённых и замазанных глиной веток. Ткнул пальцем — на земле стояло ведро. Наклонившись, малец достал из ведра выдолбленную тыкву, зачерпнул и стал пить. Солоноватая вода отдавала серой. Он пил и пил.
У меня там мул, могу я его напоить, как считаешь?
Старик стал постукивать кулаком о ладонь и стрелять вокруг глазами.
С удовольствием принесу свежей воды. Только скажи, где набрать.
Из чего ты собрался его поить?
Малец бросил взгляд на ведро и огляделся в сумрачной землянке.
Я после мула пить не буду, заявил отшельник.
А старого ведра какого нет?
Нет, вскричал отшельник. Нет у меня ничего. Он прижимал руки к груди и стучал кулаком о кулак.
Малец выпрямился, глянул в сторону двери. Что-нибудь да найду. Где колодец?
Выше по холму, по тропинке иди.
Темно уже совсем, ни зги не видно.
Там тропа протоптанная. Ступай, куда ноги поведут. За мулом ступай. Я не могу.
Малец вышел навстречу ветру и огляделся, ища мула, но мула не было. Далеко на юге беззвучно сверкнула молния. Он зашагал по тропе, где по ногам хлестала трава, и нашёл мула у колодца.
Яма в песке, вокруг навалены камни. Сверху сухая шкура, тоже придавлена камнем. Ведро из сыромятной кожи, сыромятная ручка, скользкая кожаная верёвка. К ручке привязан камень, чтобы легче было зачерпывать. Малец опускал ведро, пока верёвка не ослабла, а из-за плеча за ним следил мул.
Он трижды набрал ведро и держал его перед мулом, чтобы тот не расплескал воду. Потом снова накрыл колодец и повёл мула назад по тропе к землянке.
Спасибо за воду, крикнул он.
В двери тёмной тенью показался отшельник.
Оставайся-ка ты у меня, предложил он.
Да ладно.
Лучше оставайся. Идёт гроза.
Думаешь?
Думаю. И не ошибаюсь.
Хорошо.
Принеси себе на чём спать. Еду себе принеси.
Малец отпустил подпругу, сбросил седло, стреножил мула и занёс в землянку скатку. Светло было только у костра, где примостился, поджав под себя ноги, старик.
Устраивайся, устраивайся, где хочешь, сказал он. Седло твоё где?
Малец мотнул подбородком в сторону выхода.
Не оставляй его там, сожрут. Тут все вокруг голодные.
Выходя, малец наткнулся на мула в темноте. Тот стоял, заглядывая внутрь на костёр.
Пошёл вон, дурак. Малец взял седло и зашёл с ним обратно.
А теперь прикрой дверь, пока нас не сдуло, велел старик.
Дверью у него было нагромождение досок на кожаных петлях. Малец протащил «дверь» по земле и закрыл на кожаный засов.
Ты, я понимаю, заблудился, сказал отшельник.
Нет, сам сюда свернул.
Я не об этом, быстро замахал на него рукой старик. Раз попал сюда, значит, заблудился. Что было — пыльная буря? Тёмная ночь? Воры?
Малец поразмыслил.
Ну да. С дороги-то мы всё ж таки сбились.
Я так и понял.
А ты давно здесь?
Где здесь?
Малец сидел у костра на скатке с одеялом, старик — напротив. Здесь, сказал малец. В этих местах.
Старик ответил не сразу. Он вдруг отвернулся, двумя пальцами зажал нос, высморкал на пол две нитки соплей и вытер руку о джинсы. Я сам из Миссисипи. Был работорговцем и не скрываю. Хорошие деньги зашибал. Никто меня так и не поймал. Просто осточертело всё. Негры осточертели. Погоди, сейчас покажу тебе кое-что.