38 
— Ну не спал же он! — Сам удивился своему предположению Самойлов.
— Предполагаю, что в тот момент он был без сознания.
— Полагаешь?! Что молодой здоровый парень спешил на свадьбу с первой красавицей города и вдруг заснул за рулем? — нервничал Самойлов.
— Боря, я понимаю, каково тебе сейчас…
— Мне гораздо хуже. И никому этого не понять, никому!
— Ты просил меня заняться расследованием, все выяснить, так?
— Да, просил, — кивнул Борис.
— Тебе нужна была правда. Если передумал, я просто уйду сейчас, и дело будет закрыто, — твердо сказал Буряк.
— Ну зачем ты, Гриша? Я просто вспылил, пойми мое состояние.
— Я еще не закончил! Ответь: тебе нужна правда, какой бы суровой она ни оказалась?
— Да, нужна, — опустил голову Борис.
— Тогда какого черта ты сразу не сказал мне, что Алешка мог принимать наркотики?
Самойлов виновато отвел взгляд.
— Или ты думал, что я откопаю что-нибудь вроде перерезанных тормозных шлангов?! Ну, тогда надо было намекнуть, чтобы я получше искал! — продолжал возмущаться Буряк.
— Гриша! Я не хочу верить, что мой Алешка был наркоманом! — в сердцах воскликнул Самойлов.
— Я тоже. Но в моей работе вера сдается перед фактами. — И следователь положил перед Самойловым пакетик с осколком ампулы. — Это я нашел в разбитой машине. Вот из-за чего он уснул за рулем!
* * *
Катя всегда чем-то увлекалась. Сейчас она была увлечена идеей организовать свадьбу прямо в больнице.
Она сидела на месте сиделки и разговаривала с Алешей:
— Алеша, правда я все классно придумала?!
Но Алеша закрыл глаза.
— Лешка, я тебя обожаю! В ЗАГСе женятся одинаково, как на конвейере. А мы всех удивим. Можно журналистов привлечь, как считаешь? Да, пусть нашу свадьбу опишут газеты, как у «звезд» каких-нибудь!
Здесь Катя задумалась, выбирая, где же лучше всего об этом написать?
— Нет, в «желтой прессе» не хочу, — решила она. — Лучше журнал. Слушай, а может, телевидение?! Точно! Пусть свадьбу снимает профессиональный оператор, а не чей-нибудь сокурсник.
Катя взяла безжизненную Алешину руку:
— Представляешь, будем потом нашим детям рассказывать, что маму с папой по телевизору показывали.
Но Алеша лежал с закрытыми глазами.
Сомнения, мучившие Костю, привели его к зданию милиции, в котором работал друг их семьи Григорий Буряк.
Костя решил, что ему нужно все рассказать следователю.
Он подошел к будке с дежурным и негромко спросил:
— Извините, могу я к Григорию Тимофеевичу пройти?
— К кому?
— К Буряку, следователю. Мне нужно заявление сделать по одному важному делу.
— Сделайте свое заявление мне, — буркнул дежурный.
— Нет, оно касается только его и меня. Так могу я к нему пройти?
— Нет. Майор Буряк недавно уехал.
— Куда? — заволновался Костя.
— По одному важному делу. — Дежурный был немногословен.
— А когда он вернется? — уныло спросил Костя.
— Он мне не докладывал.
— А где я могу его подождать?
— Вот здесь и подождите.
И Костя в тревоге сел ждать. В отличие от Маши, ждать он не умел, ожидание давило на него и тяготило невероятно сильно.
* * *
Маша вернулась домой расстроенная. А тут еще она увидела, что Зинаида укладывает в сумку бутылки с вином, и поняла, что в отсутствие денег все равно придется торговать.
Зинаида давно ее ждала:
— Маша, что же так долго? Я волновалась! — с упреком сказала она.
— Бабушка, я Алешу видела. — Глаза девушки светились.
— Как он? Получше?
— Он пришел в себя. Только его мама опять попросила меня уйти: там была его невеста. — Катя опустила глаза.
— Вот, говорила я тебе: не ходи! Совсем ты меня не слушаешь!
— А разве ты меня слушаешь? — грустно возразила Маша. — Сейчас вот опять собралась с вином на рынок!
— Ну и собралась! — ворчливо огрызнулась Зинаида. — Денег совсем не осталось, а чувствую я себя получше.
— Лучше? У тебя сердечный приступ был! Ну как ты пойдешь?! — возмущалась Катя.
— Потихоньку-помаленьку. По дороге отдыхать буду. Константина-то, начальника своего, видела?
— Да, я с ним говорила, — вздохнула Катя.
— Ну и что он? Дал зарплату? — строго спросила Зинаида.
— Бабушка, у него такое горе. Ему не до этого.
— Ну да! Мы по миру пойдем, а ему все недосуг будет!
— Бабушка, ну как ты не поймешь, не могу я у него сейчас денег требовать! Не могу! — воскликнула Маша и ушла из кухни к себе в комнату, а Зинаида присела на стул и стала объяснять не то Маше, не то самой себе:
38 
