— Я все понимаю, я сама женщина. — Полина утерла слезы. — Мне тоже ее жалко: мечется, тебя хочет вернуть. Способы всякие придумывает. Как же голова от всего этого раскалывается.
— Вот и давай больше о ней вспоминать не будем. Что прошло — то прошло. Правда?
— Правда, Витя! Просто все эти телефонные сложности мне не нравятся. Как побывал твой телефон у Таисии в руках — так мы теперь дозвониться друг до друга не можем… Мистика какая-то.
— Полина, все будет хорошо, таких накладок больше не повторится. Обещаю тебе всегда отвечать на твои телефонные звонки. А как у тебя прошел день? Где ты была? Что делала?
— Ходила к Ирине в тюрьму, а потом зашла домой… к своим… хотела убрать у них, а то совсем без меня грязью заросли. Видела… Бориса.
— В клоунском галстуке? — уточнил иронично Буравин.
Но Полина даже не заметила его слов, она продолжала:
— Встретились. Поговорили. Разговор получился серьезный. И очень тяжелый.
Полина поправила волосы, и Буравин увидел, что у нее руки в синяках, а на блузке нет пуговиц. Он— помрачнел.
— Вот это да. Видимо, очень серьезный разговор получился. Даже синяки остались. Я не понял, Полина! У вас что… было что-нибудь с ним?
Полина накинула на плечи шаль и сказала:
— Еще не хватало, чтобы ты с глупой ревностью ко мне приставал!
— Я? С глупой? Значит, надо просто не обращать на это внимание, да? Это будет умно?
— Господи, какие же вы, мужики, все… примитивные.
— Вот здорово, договорились!
— Да ладно, Витя. Давай не будем больше об этом. Лучше расскажи, как прошла встреча в мэрии. Ты сдал документы для участия в тендере?
— Да сдал, сдал. Только выйдет ли из этого толк — не знаю. Борис твой шашни какие-то затеял.
— Никакой Борис не мой, что за вздор ты несешь? — взвилась Полина.
— А зачем к нему все время ходишь? Его дразнишь? Или меня? Или нас обоих?
— Да хватит, в конце концов! Что за день такой! — взмолилась Полина.
— Нет, не хватит. Знаешь, Полина, мне эти твои походы по памятным местам совсем не нравятся.
— Я была у Ирины в тюрьме, и мне нужно было поговорить об этом с Борисом.
— Видимо, очень хороший у вас вышел разговор! Аж все руки в синяках! Может, ему пирожки твои не понравились, а?
— Не смей со мной так разговаривать, Виктор! Кроме Бориса, там живут мои дети! И если я ушла от мужа, то я не могу уйти от собственных детей!
— А мне кажется, что тебя больше интересует судьба бывшего мужа. Все никак от Бориса отлепиться не можешь! — распалялся Буравин.
— Неправда!
— Правда! — закричал Буравин. — Да ты посмотри! Ты даже сумку свою не разобрала — так и стоит, ждет, когда ты с ней обратно к нему вернешься!
Полина схватила сумку с домашними вещами и изо всей силы швырнула ее о стену. Косметика разлетелась во все стороны. Буравин мгновенно остыл.
— Полина, послушай, давай поговорим спокойно.
— Если ты хочешь поговорить, то не надо доводить меня до такого состояния.
— Что же, мне спокойно смотреть на эти твои синяки? Ждать, когда ты снова пойдешь к Борису, и гадать, что у вас случится в этот раз?
— Ничего не случится.
— Если он тебя обидел, хочешь, я набью ему морду?
— Нет, ни в коем случае. И никто меня не обидел. Просто оставьте меня в покое.
— Вот именно этого я и не могу понять! Что же тогда случилось, что и он не виноват, и я не прав? В чем дело?
— Я сделала Борису больно, когда ушла к тебе. Он теперь пьет, и я очень за него переживаю. Ведь до того, как мы с тобой стали встречаться, у него в жизни все было хорошо.
— Но это не дает ему оснований мучить тебя.
— Так и ты не мучай меня, пожалуйста! — попросила Полина.
— Скажи, чем я тебя обидел?
— Не знаю, Витя, что тебе сказать. Я совсем измоталась. Иногда мне кажется, что мы с тобой совершили большую ошибку, когда решили жить вместе. Никто из детей не поддержал нашего решения, а о настроении наших «половин» я и не говорю.
— Но ты же сама говорила, что со временем они успокоятся, — напомнил Буравин.
— Может быть. Но больше меня пугает то, что мы с тобой совсем не понимаем друг друга.
— Наверное, для этого нужно время.
— Сколько?
— Не знаю. Но все это время я готов быть рядом с тобой. Давай начнем все заново: будем учиться понимать и любить друг друга.
— А не поздно учиться? Мы ведь уже не молоды.
— Зато снова вместе. Ты же хочешь стать моей женой? Правда? — в голосе Буравина звучала надежда.