ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>




  128  

— Еще как, — улыбался Амир. — И баски, и кастильцы, и мамелюки — все! Я даже с голландцами встречался. Они говорят, оружие будет. Лишь бы вы не струсили.

И тогда их цепляло — всех.


Бруно торопился. Он знал, что брат Херонимо сообщает о его новациях во все редукции Парагвая. А значит, все шестеренки огромного, рассыпанного по всему материку механизма движутся в полном согласии. Это изрядно экономило силы.

Он точно знал, что, когда даты рождений индейцев станут известны наверняка, можно будет добиться, чтобы святые отцы подбирали пары не на глазок, а в точном соответствии с Метоновым 19-летним лунным циклом и личным гороскопом каждого. И тогда слаженность работы механизма редукций повысится на порядок.

Бруно беспокоило другое — задел. Как всякий хороший мастер, он понимал, как необходимо смотреть в будущее. Но пока еще не притершиеся к своему новому положению индейцы размножались неохотно. А люди были нужны — кто-то ведь должен строить новые редукции и питать своими силами весь этот титанический механизм.

— А что у нас с вольными индейцами? — как-то поинтересовался он.

— А ничего, — развел руками брат Херонимо. — Пытались мы их в редукции загнать — без толку. Это же кочевники… больше полугода на одном месте не задерживаются.

Бруно задумался. Неподатливость кочевых племен говорила об уже состоявшейся закалке; таких разве что в переплавку пустить. Хотя, с другой стороны…

— А дети? — поинтересовался он. — Вы не пытались одомашнить их детей? Они ведь более податливы.

Монах замер.

— Мы как-то не думали об этом. И потом, как их отнять? Кто это будет делать?

— Мамелюки, — поднял палец уже принявший решение Бруно. — Пригласите вожака сюда. Как его… Муса? Думаю, мы сумеем поделить материал: им женщины, нам — дети. Неужели не договоримся?

Монах вытаращил глаза, некоторое время не двигался, а потом спохватился и кинулся к воротам. Он уже понял, насколько плодотворна эта свежая идея. А Бруно прошелся по комнате и с удовольствием потянулся.

Отобрать детей, чтобы научить их работать, чтобы они произвели товар, и товар был продан, а деньги получены, и на эти деньги куплено оружие, чтобы снова отобрать у дикарей податливых к обучению детей — в этом была видна красота хорошо работающей машины.

— Полный цикл.

Да, пожалуй, это был первый полный цикл, который он создал. И он будет работать до тех пор, пока в лесах еще бегает неосвоенное сырье.


Уже через две недели сводные отряды монахов и мамелюков начали входить в деревни кочевых индейцев. Мужчин, как не пригодных к приручению, тут же расстреливали, а остальную добычу делили: женщин — мамелюкам, детей — Ордену. Стороны остались довольны.


Обратная волна — от Асунсьона к редукциям — покатилась не сразу, но когда покатилась, Амир понял, что главное сделано. Обрастающая воинами в каждом поселке армия сметала на своем пути все, что носило на себе даже запах Ордена. Однако главный смутьян всей компании — Амир — ехал в обозе.

Нет, он вовсе не был трусом, но война как-то сразу определила в нем чужака и нещадно выталкивала из своего тела всякий раз, когда он пытался взять в руки мушкет. И потому он делал то, что умел более всего: резал, зашивал, смазывал и пичкал. А когда они вошли в первую редукцию, работы стало так много, что Амир спал от силы по два часа в сутки.

Его восемнадцать негров, уже выучившие до полусотни арагонских и арабских, большей частью матерных, слов, помогали неплохо. Таскали раненых, держали за руки и ноги оперируемых без опия пациентов, мыли, стирали, хоронили, добывали еду, и, в отличие от своего хозяина, похоже, даже бывали счастливы. Амир же поглядывал на мир вокруг, и он ему нравился все меньше и меньше.

Мятежники делали то, ради чего все, собственно, и затевалось. Крещеных индейцев тут же делили, строили в колонны и уводили в неизвестность, монахов развешивали на деревьях, мастерские растаскивались, а отпечатанные в типографиях редукций тиражи книг просто поджигались. Как и все, что нельзя было унести.

Это было совсем не то, чего хотел Амир.

А потом его как врача пригласили на «испытание» высокопоставленного монаха.

— А откуда эти… детеныши… в отдельном загоне? — поинтересовался уже приготовивший раскаленное железо сержант.

— В горах взяли, — испуганно вращая глазами, ответил монах. — У людоедов.

— Так их вам людоеды и отдали! — не поверил сержант и на пробу ткнул малиновым стальным прутом каплуна в брюхо.

  128