Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
52 
— Папа?
Исаак вздрогнул, поднял голову и увидел сидящего на осле старшего сына.
— Иосиф?! А на кого ты оставил нашу лавку?
— Нет у нас больше лавки, папа, — покачал головой Иосиф. — Сожгли.
— Как — сожгли? Кто?!
— Марко Саласар с дружками, — спустился с осла сын. — Хорошо еще, что бумаги в сундуках не пострадали. Да и Мади аль-Мехмед заставил их все до копейки возместить…
Исаак нахмурился и опустил седую голову. Он понимал, что, несмотря на кажущуюся безнадежность их положения, все это ненадолго. Как только Папа Римский и Союз евангелистов договорятся, кому какая земля принадлежит, все успокоится, и евреи опять займут привычное положение в обществе. Но он уже очень устал… очень.
— Падре Ансельмо сказал, что добьется отлучения для каждого, кто обратится к еврею за ссудой или даже просто монету поменять, — тихо произнес Иосиф. — Что делать будем, отец? Может, бросить все и уехать?
Исаак опустил голову еще ниже. Он бы ушел на покой хоть сейчас. Сыновья выросли, выучились и давно разъехались по всей Европе… но…
— У меня есть обязательства по вкладам, — поднял он голову.
— Много? — глотнул сын.
— Достаточно, — кивнул Исаак. — Ты же понимаешь, что деньги на военный заем, который я предоставил сеньору Франсиско, откуда-то должны были взяться.
Иосиф судорожно кивнул. Похоже, он еще не заглядывал в чудом уцелевшие во время пожара сундуки, а потому и не знал всех деталей.
— Я должен вернуть людям деньги и завершить все кредитные и ссудные операции, — констатировал Исаак. — Это вопрос моей чести и чести всей нашей семьи. Мы возвращаемся.
Час четвертый
Война двух крупнейших правящих семей Европы — Габсбургов и Бурбонов и, как следствие, католиков и евангелистов — медленно набирала обороты, и большая часть мятежных грандов, понимая, что судьба Арагона решается не в Арагоне, уже вышла с войсками на помощь Австрийцу — в Северную Италию.
Одновременно английские военные корабли по прямому указанию королевы и голландские пираты при полной поддержке своего незаконного правительства грабили и топили католические суда. На севере Европы союзник Папы — Швеция уже обменивалась письменными угрозами с поддерживающими голландцев московитами. И даже в Новом Свете было неспокойно.
Собственно, трудности нарастали у всех католических монархов. Так, едва Христианская Лига, помогая Бурбону сконцентрировать золото в своих руках, «прочесала» евреев, агенты буквально завалили Томазо донесениями. Они сообщали, что по соседству, на юге Франции, в Лангедоке, стремительно возник евангелистский аналог Христианской Лиги и Трибунала в одном лице — «Черные камизары».
Возглавил движение мясник Жан Мариус — человек необычайной жестокости и силы воли. Небольшой, но мобильный отряд Мариуса громил католические храмы, поджигал дома священников и фискалов, а главное, отбирал у них деньги — и королевские налоги, и церковную десятину. Оружие, по сведениям агентуры, у них было отличное — в основном голландское. Свежих лошадей им пригоняли из Савойи. А страх на обывателей помогали нагонять галлюцинирующие от бесплатного английского гашиша подростки, бродящие по городам и весям и видящие картины Страшного Суда куда как яснее, чем реальный мир.
Когда Томазо прочел первое донесение о «камизарах», он так и не сумел удержаться от улыбки: юмористический посыл дона Хуана Хосе Австрийского читался как на ладони. Мало того, что все до единого бунтари называли себя инквизиторским титулом «комиссар», они подняли мятеж именно в Лангедоке — самом сердце фамильных земель Папы Римского. Это был вызов — ядовитый и весьма недвусмысленный.
«Папа точно Крестовый поход объявит, — тихо рассмеялся, прочитав донесение, Томазо. — На самое святое, скоты, посягнули…» Но вскоре ему стало не до смеха — насмерть перепуганные монахи и священники просто побежали из Лангедока.
И тогда Томазо отыскал в одной из тайных тюрем Ордена падре Габриэля и, предъявив немолодому привратнику тюрьмы приказ Генерала, забрал арестанта с собой.
— Напрасно вы это делаете, святой отец, — покачал головой привратник. — Вы его дело почитайте: упырь упырем… настоящий Ирод.
Томазо кивнул и передал закованного в цепи отца Габриэля своей охране. Он читал дело этого священника, но привратник ошибался: царь Ирод не получал удовольствия от убийств, а потому не годился падре Габриэлю даже в подметки. Но только такой человек мог уравновесить тот ужас, который внушал католикам Лангедока мясник Жан Мариус.
52 
