Я остался один над недопитым кофе и остывшими тостами. Как дурак.
Но кое-что осталось со мной. Я знал ее имя.
Ну вот не спрашивайте меня, откуда берутся имена персонажей. Как-то вот сразу складывается: брюнет, толстяк, зовут Матиас, жена на сносях; или какой-нибудь Ригоберто образуется из ниоткуда, - ну, вы представляете себе Ригоберто, да? И никак иначе он зваться не может.
Бывают приятные имена. Бывает, однако, что главный герой приходит с таким именем, что неделю плюешься. А к концу книги, глядишь, это имя уже в любимые записано, и не верится, что могло быть по-другому. Был у меня один такой Джонатан. Как же я плевался! И так, и этак пытался откреститься, имена предлагал - одно другого лучше. А вот не его, и хоть тресни. Так и остался со своим именем, и мне оно с тех пор и до конца жизни, наверное уже, слаще меда. Потому что такой человек был. Уж я постарался, чтобы у него в книге все хорошо сложилось. Надеюсь, и там, откуда он ко мне пришел, с ним тоже все в порядке. Шансов мало, но я надеюсь, что тем, как я рассказал его историю, я что-то в его судьбе изменил к лучшему.
Глупости, я понимаю. И тем крепче держусь за них. Когда не на что надеяться, кроме глупостей, выбора нет.
Итак, она звалась Томaса.
Решение пришло мгновенно - не успела разгореться от поднесенной спички новая сигарета, как я уже знал, что буду писать роман, роман о Томaсе, даже не так - "Роман о Томaсе", как "Роман о розе" Гильома де Лорриса и Клопинеля или "Роман о Трое" Бенуа из Сент-Мора. Да, конечно, я их всех знаю, не сомневайтесь. Я много чего знаю. Но... Я ведь пишу романы для женщин... то есть для дам. Для прекрасных дам - такая поправка будет более чем уместной.
Прекрасной даме не пристало придираться к мелочам. Что ей до соответствия наряда героини описываемой эпохе? Тонкости кроя и выделки тканей - ничто; правда сердца - все. Что ей до блио и котт, туник и сюрко, коттарди и камис? Что ей до того, что максимилиановский доспех невообразим на артуровом рыцаре? Как раз таки - вообразим, и очень ему к лицу. И на этом воображение и сердце настаивают и готовы настаивать до окончательной победы. Над разумом ли? Всего лишь над прозаической мелочностью реализма. Ему вовсе не место в любовном романе... в романе о любви. Только правда сердца, она одна может осветить страницы из дешевой бумаги. А венки из петрушки и устланный сеном пол в замке, коптящий очаг и заколоченные на зиму окна - это так, штришки, увиденные мельком, боковым зрением, - условия игры, не более того.
И я принялся за роман. Выкрутился, называется. Писать роман о ней, чтобы видеть ее, все о ней узнать, чтобы надолго сохранить возможность оставаться поблизости от нее. Или ее удерживать поблизости от себя. Я не знаю, как движутся друг относительно друга миры автора и персонажей, который к которому приникает - этот ли к тому, чтобы подслушивать и подглядывать, тот ли к этому, чтобы нашептывать заветные истории. Так или иначе, начав писать роман, я связал миры один с другим, сделал из них сиамских близнецов, слитых воедино. Как мыслящий мозг и говорящие уста... В общем, я сделал все, чтобы видеться с девушкой ежедневно по несколько часов. Ромео с отставанием в умственном развитии не придумал бы веселее: я собрался писать о ней роман - дамский, любовный! С непременной свадьбой и поцелуем на полстраницы в конце. А? Ну не идиот ли?
В первые же мгновения зарождающейся вечной любви я с огромным энтузиазмом размахивал лопатой и примеривался, как бы поглубже вырыть себе яму.
Видите ли, если история начата, ее уж придется рассказать до конца. Это как расклад Таро - нельзя бросить не закончив. Себе дороже. И еще нюанс: отсебятиной не отделаешься. Рассказывать истории надо правдиво: так, как они происходят. Не солгать ни о событиях, ни о живых людях, с которыми они приключаются у тебя на глазах. Тебе доверили увидеть и рассказать, вот что это такое. А не так, чтобы побаловаться, потешить самолюбие и деньжат подзаработать. Тебе доверили даже не жизнь, а нечто большее - сокровенный смысл ее. Рассказать, о чем была эта жизнь. Вот что такое - рассказать историю.
И я взялся, понимаете ли, рассказать историю о том, как моя любовь вышла замуж. Ну, понятное дело, за другого. Откуда ж я возьмусь в рыцарском романе?
Вижу, вы в недоумении. Взрослый мужик, достаточно циничный для того, чтобы писать дамские романы, прикрываясь женским именем, и вдруг влюбляется с первого взгляда, да еще тут же себе в этом признается. Понимаю вас. Сам бы не поверил. Но у меня, видите ли, не было выбора. В главном выбора и нет никогда, на самом-то деле. Главное - оно такое большое и круглое, не за что ухватиться, зато само оно катится на тебя с грацией и неотвратимостью чугунного шара с дом величиной. Ну какие препятствия могут его - не остановить даже, а задержать хоть на долю секунды? Катит-катит, накатит, нависнет над тобой, загородив половину мира. Какой уж тут выбор? Что выбирать? Ровно одну половину тебе и оставили, бери, пока дают.