Особенно,... 
79 
– Кто тебя подослал? – прямо спросил он.
– Серега, – выдавил мужик. Он был совершенно парализован страхом и даже не пытался освободиться.
– Какой Серега? – не понял священник. Он не знал никакого Сереги, хотя давно уже понял, что фамилии Ковалева от этих парней не услышит – слишком низкий уровень.
– Пуфик, – почти прошептал мужик.
– Не знаю такого, – задумчиво проронил священник. – Чего ему от меня надо?
– Он сказал… ты сказал… это… дверь ему заварить.
Отец Василий некоторое время пребывал в прострации, а потом истерически захохотал. Этих чудиков нанял мелкий наркодилер Серега Путинин по кличке Пуфик, которому баба Таня устроила «домашний арест» с неделю назад. Бог знает, каким образом он узнал о причастности священника к этой дурацкой затее, но ответный ход придумал не менее дурацкий!
– Но вы ведь не местные? – уже с интересом спросил он.
– Мы из Софиевки.
Отец Василий вздохнул и принялся снимать бедолагу с узорной решетки больничного ограждения. Ему стало стыдно. Эти мужики вовсе не заслуживали столь жестокого обхождения – обычные сельские парни. И они уж точно не были виноваты в том, что у священника выдался сегодня на редкость тяжелый день.
– Тут за оградой больница, – сказал он. – Вход вон там, метрах в пятнадцати. Дойдешь?
– Да я ничо, – старался удержаться на подгибающихся ногах мужик. – Все нормально.
– Тогда этих помоги дотащить.
Уже через пять минут он завел шатающихся, как оказалось в свете неоновых ламп, совсем еще молодых парней в травмопункт, сдал их в руки молодого врача и, немного поколебавшись, двинул в третий корпус. Возможно, Костя был еще здесь.
Холостой главврач, несмотря на позднее время, и впрямь сидел в своем роскошном кабинете и задумчиво смотрел на шахматную доску.
– Каким ветром?! – обрадовался он. – Я уж после наших последних посиделок и не чаял тебя увидеть!
– Спирт есть? – только и спросил священник.
* * *
Они просидели до двух ночи. Костя о последних местных событиях знал куда как больше, чем священник, так что нашлось о чем поговорить.
– Пойми, Мишка! – обнимал главврач священника за могучую шею. – Все твои потуги напрасны в принципе! И не расстраивайся ты из-за этого изолятора! Твои распрекрасные прихожане тебя нагло и беспардонно ис-поль-зу-ют! Ты понял? Им выгодно строить из себя христиан, потому что тогда ты, со всей своей неуемной энергией, становишься их союзником! Понял?
– Любой христианин мой союзник.
– Но они-то другие! Как ты не поймешь… Ты думаешь, кто-нибудь из них отдаст последнюю рубашку своему ближнему? А фигушки с маслом! – Главврач попытался состроить дулю, но даже эта простейшая операция у него уже не выходила. – Они все катятся вниз! И процесс не остановить. Знаешь, сколько сейчас в нашем вонючем Усть-Кудеяре передозов? Не зна-аешь. А у меня статистика. Много. Очень много. И ничего ты с этим не сделаешь, потому что не сможешь.
– Почему?
– А по кочану! Потому что такая планида! И проституток уже почти на конвейере поставляют. И работают они там за гроши, и на иглу моментально садятся. И знаешь почему? Не потому, что христианского смирения не имеют! Отнюдь! Потому что гордыни нет.
– Гордыня – тяжкий грех, – констатировал священник.
– Гордыня – спасение наше, – покачал головой Костя. – Потому что упасть еще ниже не позволяет. Что, не согласен?
Отец Василий уже и не знал, что ответить. Он чувствовал, что Костя не прав, что в само его рассуждение изначально вкралась какая-то роковая ошибка, но одурманенные спиртом мозги слушались плохо, и противопоставить он ничего не мог.
– Оставь их всех в покое. Отпевай своих старушек да крести младенцев, и огро-омную пользу принесешь! А в мирское не суйся, не твоя это вотчина, не твоя.
– Как не соваться? – горестно спросил священник. – Я – пастырь над овцами сими.
– Для них Сталин был настоящий пастырь, а ты – никто, ты – тьфу! Поп… И глас твой – глас вопиющего в пустыне!
– Верно говоришь, – печально признал священник. – Но я хочу приносить людям спасение, ибо всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь.
– Ты про геенну огненную? – весело изогнул бровь главврач. – Так этого, похоже, почти никто не минует.
– Да, – согласился отец Василий. – Господь милостив, но придет час, и он очистит гумно свое и соберет пшеницу свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым.
79 
