Джон Райден отодвинул стул и присел, держась очень прямо видимо для того, чтобы не побеспокоить сидящего на плече кота.
— Вы что-то сказали насчет старика Медоуза, — начал я.
— Да, доктор, но я думаю, будет уместно, если я прежде несколько подробнее расскажу о себе. Я ведь не местный и нахожусь здесь всего несколько дней.
— Буду вам признателен, — сказал я.
— Как я уже сказал, — начал незнакомец, — меня зовут Джон Райден. Я представляю здесь одну весьма солидную частную лондонскую компанию, которая по заказу различных государственных учреждений занимается исследованиями в области социологии преступности. Мы собираем и обрабатываем статистические данные, описывающие динамику преступности в различных районах Объединенного Королевства, и Кардифф занимает в нашем списке наиболее неблагоприятных с этой точки зрения городов отнюдь не последнее место. Вернее, занимал, потому что, как вы сами знаете, за последний месяц картина вдруг резко изменилась. Преступность в Кардиффе снизилась поразительнейшим образом. Она практически исчезла. Ни случаев воровства, ни разбойных нападений, ни драк, ни изнасилований, ни похищений, — ничего. Притоны, похоже, закрылись. Проститутки занялись кролиководством, а карманники — вязанием. Пьяных и то не встретишь. Полиции больше нечего здесь делать. Однако у нас есть все основания не доверять официальным заявлениям кардиффских властей. Поэтому я здесь. Мне поручили раскопать истинные причины столь разительного падения уровня преступности, и я очень надеюсь на вашу помощь.
Не знаю, чем именно этот странный человек расположил меня к себе. Было в нем что-то непосредственное и, я бы сказал, детское. Он весь был как бы на поверхности: никаких скрытых мыслей, никаких вторых планов. Его открытое лицо с пухлыми губами; жест, которым он поправлял хвост кота у себя на плече; его манера тереть указательным пальцем переносицу, когда требовалось найти решение сложной задачи, — все это вызывало во мне положительные эмоции. Кроме того, его интересы совпадали с моими. Этого оказалось достаточным для того, чтобы определить мое дальнейшее поведение.
— А как вы представляете себе мою помощь? — спросил я.
— Ну, прежде всего, вы здесь всех знаете. Кроме того, вы профессиональный психиатр, и мне было бы интересно выслушать мнение человека вашей профессии. А потом я же почти не знаю города. Мы с Сигизмундом (он снова повел головой в сторону сидящего на плече кота) остановились в «Ангеле» и уже успели побродить по парку Катай, Веллингтон стрит и Замковой улице. Однако, я подозреваю, что в районе Леквита и у самых доков есть много мест, куда неплохо было бы заглянуть. К сожалению в путеводителе они не отмечены.
— Да, я понимаю о чем вы говорите. Здесь много мест, которые не отмечены ни на какой карте.
— Вот они-то меня прежде всего и интересуют.
— Хорошо, я согласен вам помочь, — сказал я, — но мне кажется в самом начале нашей беседы вы упомянули старика Медоуза? Как я вижу, вы уже успели познакомиться с некоторыми из здешних обитателей.
— Да, мы с Сигизмундом времени не теряли. Я человек общительный, а небольшие суммы денег и спиртное помогают установлению контактов.
— Полиция подозревает, что старый Медоуз связан с контрабандой наркотиков.
— Может быть. Во всяком случае в данный момент бедняга наверняка валяется в больнице, потому что сегодня он ни с того ни с сего вышел во двор, взял топор и отрубил себе кисть руки. Мне рассказала об этом его жена.
— Странно.
— Очень странно, — согласился мой собеседник. — А знаете ли вы, например, что Билл Локвуд по прозвищу «Рыжий» на прошлой неделе сам собственноручно разбил себе голову молотком?
— Нет, я этого не знал.
— А Салли Джонс, которая будто бы подозревается в торговле краденым, совсем недавно выбросилась из окна своего дома на Балч стрит. Третий этаж, между прочим. Убиться — не убилась, но ноги переломала. Какие-то странные случаи членовредительства, вы не находите?
— Очень странно, что я ничего об этом не слышал, — сказал я. — Но с некторых пор я заметил, что обитатели Леквита как будто чего-то боятся.
— Вам удалось выяснить, чего именно они боятся? — спросил Джон Райден.
— Именно этим я последнее время и занимаюсь. Но думаю, что они сами не совсем понимают, чего именно боятся. Это очень похоже на какую-то разновидность массовой фобии, — сказал я.