– Малиновская оказалась его любовницей! – сообщил я с энтузиазмом. – Подозреваю, что он где-то ее прячет, хотя вряд ли догадывается о ее зловещей роли в полной мере. Но тут уж ничего не поделаешь – любовь!
– Я не могу раскатывать сейчас по городу, – угрюмо сказал Чехов. – Во-первых, за мной самим следят, а во-вторых, я сейчас иду в гараж – моя колымага не заводится. Придется возиться с мотором. Конечно, я мог бы опять обратиться к Гузееву – это по поводу тех ребят, что висят у меня на хвосте, – но мне уже неудобно. Кстати, что ты скажешь насчет ящика коньяка? Увильнуть, учти, не удастся!
– Переговорю с Мариной, – вздохнул я. – И сообщу тебе.
– Ладно, тогда звоню вечером, – сказал Чехов.
Здесь я немного покривил душой – о выплате нашей доли мы с Мариной договорились уже давно, – мне просто самому неохота раскошеливаться. Но, видимо, отступать некуда.
А во второй половине дня я поехал к себе домой, чтобы взять кое-какие вещи. Марина предлагала подвезти меня на машине, но я предпочел ее не беспокоить.
– Эдак я совсем разучусь ездить на метро, – сказал я.
– Ладно, только возвращайся поскорее! – напутствовала меня Марина.
Я вышел из дома в отличном настроении. Жизнь казалась безоблачной и прекрасной. Никаких зловещих фигур, плетущихся за мной по пятам, не было даже в помине. Рана на затылке совсем затянулась.
В радужном настроении я приехал к себе на Смоленскую, поднялся на седьмой этаж и вошел в квартиру. Сейчас она показалась мне совсем заброшенной и осиротевшей. Привычный разгром после уюта Марининой квартиры резал глаз. Первым побуждением моим было даже желание прямо сейчас разделаться с беспорядком раз и навсегда. И лишь огромным усилием воли мне удалось удержать себя от решительных действий.
Сложив в чемоданчик кое-какую одежду, я покинул свою берлогу – признаться, без сожаления. В голове моей крутились смутные планы на сегодняшний вечер. Мне хотелось не утерять атмосферу праздника, которая окружала нас накануне. Я раздумывал о том, какой сюрприз можно устроить сегодня – ресторан, театр, неожиданный подарок?
Пока я ломал себе голову, жизнь подбросила сюрприз мне самому, в самый неподходящий момент. Уже подходя к метро, я наткнулся в толпе на какого-то человека и, наскоро извинившись, собирался продолжить путь, но смутно знакомый голос, сопровождаемый ощутимым запахом перегара, остановил меня. Я всмотрелся в сутулую долговязую фигуру и воскликнул:
– Николай Петрович! Вы? Какими судьбами здесь?
Груздев, длинный, измотанный и полупьяный, разглядывал меня с затаенной надеждой, которая в его взгляде уживалась с явным ко мне отвращением.
– Я здесь неподалеку живу! – раздраженно объявил он. – Кстати, первый раз мы тоже, кажется, где-то здесь встретились?
– Ну, встретились мы, пожалуй, не здесь, – возразил я.
– А вы знаете, что меня выперли из клиники? – с вызовом спросил Груздев.
– Да, я слышал об этом, – сочувственно сказал я.
Николай Петрович посмотрел на меня с подозрительностью нетрезвого человека и сказал:
– Небось радуетесь? Но учтите – хирург моего уровня всегда найдет себе место!
В его словах, несмотря на запальчивость, особой уверенности не было. Судя по внешности Груздева, места он все-таки еще не нашел. Пожалуй, он являл собой классическую картину безработного – лицо, слегка припухшее от напитков, будто еще больше вытянулось из-за обильно покрывавшей его щетины. На макушке все та же вытертая кепочка. Плащ измят и забрызган снизу дорожной грязью. Из распахнутого ворота выбивались последовательно – скрученный серый шарф, сбившийся набок галстук и засаленный воротничок рубашки. Глядя на него, я невольно начинал чувствовать себя виноватым.
– Помилуйте, чему же мне радоваться? – возразил я Груздеву. – Ведь я против вас ничего не имею!
– В самом деле? – надменно спросил Николай Петрович, мрачно глядя на меня сверху вниз. – Почему ж меня, в таком случае, выгнали с работы?
– А какая здесь связь? – опешил я.
– Это случилось после того, как появились вы, – убежденно заявил Груздев.
– Не преувеличивайте! Когда я появился, вы еще работали! Вас уволили, когда я исчез!
Груздев опять недоверчиво уставился на меня и долго обдумывал услышанное.
– Да! Я высказал все, что о них думаю! – объявил он наконец. – Будьте уверены, они напугались! Но я был в этот момент слегка пьян – формально они имели право придраться…