Особенно,... 
68 
Мужчины сразу же нашли, где подключается электроснабжение, запустили и оставили прогреваться русскую и финскую секции примыкающей к раздевалке довольно объемистой трехсекционной бани и принялись шарить в баре и доставать из карманов то, что прихватили с собой из кухонного холодильника.
– Так, девочки, – потер ладони Макарыч. – Давайте-ка, пока парилка прогреется, стол накроем.
Женщины принялись заставлять стол всем, что бог послал, потом наскоро перекусили и, чтобы спокойно переодеться, выгнали мужчин на пять минут в спортзал. Макарыч достал из-за пазухи стопку пластиковых стаканов и бутыль.
– Ну что, поехали?
– Неделю так пожить, и можно смело на зону идти, – неловко улыбаясь, пошутил Сережа и принял стакан. – Все равно ничего лучше уже не будет.
– Дурак ты, Серый, – покачал головой Макарыч. – Слаще свободы ничего быть не может…
– Разве что власть… – добавил отец Василий и тоже взял пластиковый стаканчик. – Ради нее даже свободой рискуют.
– А власть – это деньги, – рассмеялся своей догадке Санька. – Так что Сережа прав: вот за это за все человек на риск и идет.
– И получает свое, – подытожил Макарыч и начал разливать коньяк по стаканам. – Ну что, братия, причастимся?
Священник поперхнулся и, поймав извиняющийся взгляд Андрея Макаровича, прощающе махнул рукой:
– Говоришь вам, говоришь, а все без толку… Так и норовите богохульство какое вставить!
* * *
Когда женщины освободили сауну, мужички достали из бара уже третью бутылку и изрядно так «посидели». И только теперь, оставив женщинам доразбираться с тем, что осталось на столе, побрели в русскую секцию.
Саньку развезло, и он все приставал к Сереже с разговорами «за жизнь» и, уже просидев на полке минут двадцать и отчаянно зевая, спросил:
– Слышь, братан, а с чего это ты в меня стрелял? Неужели простить не мог, что я тебя с поличным взял?
Мужики оторопели: здесь, кроме отца Василия, никто и понятия не имел об этой истории.
– Не понял, – еще сильнее побагровел и так уже красный от выпитого и температуры Пасюк. – Так это что, он тебя на тот свет чуть не отправил?!. А?.. Ну-ка, колитесь до конца!
Сережа как язык проглотил. Он сидел рядом с Санькой, низко опустив голову, и молчал.
– Да не-е… Саша, не может быть! Ты ошибся! – скривив губы, рассмеялся Роман Григорьевич. – Сережа мой и мышь застрелить не сможет! Это какая-то ошибка…
– Ничего не ошибка, – спустился пониже Санька. – Вон, отец Василий может подтвердить. Он священник, врать не станет.
– Это правда? – одновременно выпучили глаза Роман и Макарыч. – Батюшка, это правда?!
Священник кивнул и повернулся к Саньке:
– Ты же его простил… во имя Христово. Зачем старое поминаешь?
– А я и не говорю, что к нему что-то имею, – пожал плечами Санька и спустился еще ниже. – Просто я понять не могу… Зачем? Вот сколько мы уже вместе, и я за ним наблюдаю, – лейтенант повернулся к поникшему Якубову-младшему, – а все понять не могу, почему он на это пошел…
Воцарилась мертвая тишина. Отец Василий смотрел, как сжимаются и разжимаются округлые, красные от жара и напряжения кулаки Андрея Макаровича, и боялся только одного, что тот кинется на Сережу – удержать этого отлитого, судя по весу, из чугуна человека было непросто. Но рубоповец был слишком шокирован; он не верил, что такое возможно…
– Ты же нормальный пацан, – продолжил Санька и спустился еще ниже, к самому полу, – выдержать этот жар он явно не мог. – Не сказать, чтобы крутой, не бандит и даже не хулиган… А на мокрое дело пошел.
– Ну-ка, отвечай, когда тебе предъявляют! – снова затянул свою отцовскую «песнь» Роман Григорьевич. – Я тебя чему учил?!
Отец Василий посмотрел на растерянного Якубова-старшего и вдруг подумал, что вряд ли «яблочко» упало так уж далеко от «яблони» и вряд ли когда-нибудь сам Роман был действительно крутым парнем и жил по понятиям… Ну, отсидел два-три раза, ну, дело свое умом да талантом наладить сумел, но чтобы таким крутым был, какого перед сыном из себя корчит? Вряд ли, не тот у человека калибр. Будь он действительно жестким и крутым, не предавала бы его собственная охрана с такой легкостью… Может, потому Роман и с пацана своего требует того, чего сам никогда не мог…
– Я не хотел, – сглотнул Сережа и придвинулся к совершенно окаменевшему от напряжения Пасюку, подальше от папеньки. – Меня Шнобель заставил…
– Кто?! – хором переспросили все. – Шнобель?!
68 
