34 
В этот день мы гуляем просто так, не играя в “Куда идет дождь”. Улица за улицей я прощаюсь с маленьким сонным городком. Он изменился. Кое-где в домах открыты ставни, откуда-то до нас доносятся голоса, смех, иногда — собачий лай. “Странно, — думаю я. — За всю зиму я ни разу не видел здесь собак”. Мария Луиза берет меня за одну руку, а Катиня за другую. Я не знаю, о чем они думают, но чувствую, что обо мне.
А на следующий день я ухожу. Я обнимаю и целую Марию Луизу. У ее губ вкус океанской воды. Я подхватываю Катиню на руки и целую круглую щечку. Щечка пахнет ванильным шоколадом. Мария Луиза всхлипывает.
— Не плачь, — говорит Катиня, — он вернется! Ты ведь вернешься?
— Конечно, — отвечаю я. — Разве ты забыла, что дождь возвращается каждую зиму?
Мария Луиза улыбается и прижимает к себе Катиню.
— Ты тоже, пожалуйста, об этом не забудь, — тихонько просит она.
* * *
Я иду прочь, прямо через деревья и дома. Через сотню шагов оборачиваюсь. На пороге залитого солнцем двухэтажного розового домика стоят две фигурки — одна побольше, другая поменьше — и машут мне ненужными по такой погоде красными зонтиками
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Нуну Гарсия
Нуну Гарсия принадлежал к породе счастливчиков, которые с легкостью встают по утрам. За окном темень, холод, сырость, а он ничего — сидит на кухне в пижаме, слушает радио и мажет тостик мармеладом. Нуну любил тостики с мармеладом. Есть — не ел. Но любил. И каждое утро обязательно мазал один. А потом отдавал его соседской собаке. Собака, правда, тостики, не любила. Но ела. У собаки было трудное детство, и она знала, что есть надо все, пока дают.
Каждый день, позавтракав обезжиренным йогуртом и скормив соседской собаке тостик с мармеладом, Нуну Гарсия выходил из дома и шел плавать. Плавал он в фонтане в парке Бонфинь, что означает “Хороший Конец”. Нуну не смущало называние парка. Нуну считал, что оно никак не отражается на качестве воды в фонтане.
Строго говоря, плавать в фонтане было запрещено. Но служитель парка, Шавьер Машаду, бухгалтер на пенсии, которому врачи порекомендовали проводить больше времени на свежем воздухе, закрывал глаза на небольшое нарушение правил. Во-первых, Шавьер Машаду в глубине души считал себя слегка вольнодумцем. А во-вторых, правила были написаны людьми и для людей. А Нуну Гарсия — и я больше не в силах скрывать этот факт — был черепахой. Небольшой такой черепашкой. Даже, в общем, совсем маленькой. Хотя — из хорошей семьи и не без образования.
Наплававшись, Нуну выходил из фонтана, вытирался голубеньким махровым полотенцем, а потом шел в “служительскую” — маленький белый домик, немного похожий на общественный туалет. Там с одной стороны за занавеской хранились грабли и лопаты, а с другой Шавьер Машаду поставил стол, два стула и кофеварку. В ящике стола он прятал запасы кофе, а в маленьком шкафчике на стене — пластмассовые упаковочки со сливками для Нуну, и бутылку бренди “Масиейра” — для себя. Нуну регулярно пенял ему за то, что бутылка слишком быстро пустела, а Шавьер Машаду сердился и говорил, что бренди ему прописали врачи. Те самые, благодаря рекомендациям которых он работал служителем в парке Бонфинь. Поругавшись самую капельку, Нуну и Шавьер Машаду садились пить кофе. Пили долго, вдумчиво, хрустели печенюшками “Кошачьи язычки” и разговаривали о жизни.
Шавьер Машаду считал, что Нуну — отличный парень, свойский и без вредных привычек. А то, что черепаха — так это не страшно. Вот, скажем, Франсишку Гомеш, муж старшей дочери Шавьера Машаду, Карлы Андреи — тот вообще свинья свиньей. Поэтому Шавьер Машаду хотел познакомить Нуну со своей младшей дочерью — Карлой Ванессой. Нуну стеснялся и отнекивался.
Однажды Шавьер Машаду слегка перебрал “Масиейры”.
— Слушай, сынок, — сказал он, с трудом сфокусировав взгляд на Нуну, — я вот тут подумал — а ты, часом, не зачарованный принц?
Нуну закашлялся и уронил в кофе печенюшку “Кошачий язычок”.
— Нет, правда, — воодушевился Шавьер Машаду. — Лягушки же бывают принцами! А чем черепахи хуже? Мы тебя сейчас быстренько расколдуем, и пойдем к Карле Ванессе…
С этими словами Шавьер Машаду перегнулся через стол, сграбастал онемевшего Нуну, и влепил звучный поцелуй прямо в середину панциря. Раздался грохот, как будто за занавеской одновременно свалились все грабли и лопаты, и маленькая черепашка Нуну Гарсия, зажатая в кулаке паркового служителя Шавьера Машаду, превратилась… в маленькую лягушку.
34 
