30 
Остаток вечера прошел легко. Женщины, казалось, немного расслабились, обнаружив, что миссис Стэнтон — довольно скромная молодая женщина с безупречными манерами, которая ни в коей мере не посягала на их мужей. Кроме того, тот факт, что она является объектом повышенного внимания Николаса Константиноса, явно заставлял их чувствовать себя спокойнее. Даже будучи в кругу мужчин и обсуждая с ними дела, он своими темными глазами то и дело скользил по стройной фигурке Джессики, словно проверяя, где она. Конечно, этот взгляд любому одинокому мужчине давал понять, что мудрее всего будет не приближаться к ней.
Лишь однажды, когда Джессика ускользнула на минутку, чтобы поправить прическу и макияж, она почувствовала себя неловко. Она увидела, как Диана что-то весьма настойчиво втолковывает Андросу, и как раз в тот момент, когда Джессика смотрела на них, Андрос полоснул по ней холодным, презрительным взглядом, который заставил ее похолодеть. Джессика поспешила уйти в спальню Николаса, где несколько минут пыталась унять колотящую ее дрожь, говоря себя, что не должна переживать из-за этого взгляда. О, господи, она должна бы уже привыкнуть к таким взглядам!
Стук в дверь отвлек ее от переживаний, и она повернулась, чтобы открыть дверь. На пороге стояла Аманда Уоринг.
— Могу я побеспокоить вас? — холодно поинтересовалась она.
— Да, конечно, я просто поправляла прическу, — ответила Джессика, отступая, чтобы пропустить женщину. Она заметила, как Аманда, озираясь, внимательно разглядывает обстановку с таким видом, будто ожидает увидеть черные атласные простыни и зеркала на потолке. На самом же деле, вкус у Николаса был скорее спартанским, и поэтому большая спальня казалась почти голой без мебели. Само собой разумеется, огромная кровать занимала доминирующее положение в комнате.
— Я хотела поговорить с вами, миссис Стэнтон, — начала Аманда. — Мне хотелось бы заверить вас, что ничего из того, что вы сказали, не появится в моей колонке, мистер Константинос ясно дал понять, что моя работа висит на волоске, а я не дура. Я поняла предупреждение.
Джессика ахнула и отшатнулась от зеркала, у которого приглаживала волосы. Она с ужасом посмотрела на Аманду, затем, опомнившись, достаточно сдержанно спросила:
— Что он сделал?
Тонкие губы Аманды искривились.
— Я уверена, что вы знаете, — с горечью произнесла она. — Этим утром мой редактор сказал мне, что, если еще хоть одно слово о «черной вдове» появится в моей колонке, это будет стоить мне не только работы, я буду внесена в «черный список». Потребовался лишь один телефонный звонок издателю газеты от мистера Константиноса, чтобы добиться этого. Поздравляю, вы победили.
Губы Джессики сжались, и она гордо подняла подбородок.
— Я должна извиниться за Николаса, мисс Уоринг, — сказала она спокойным, ровным голосом, полная решимости не допустить того, чтобы эта женщина догадалась об ее внутреннем смятении. — Я заверяю вас, что не просила его ни о чем подобном. Он понятия не имеет о деликатности, не так ли?
Несмотря на холод в глазах женщины, на ее губах появилась слабая улыбка.
— Нет, не имеет, — согласилась она.
— Я сожалею, что он угрожал вам. Понимаю, это ваша работа, а я, безусловно, — лучший объект для травли, — продолжала Джессика. — Я поговорю с ним.
Дверь открылась, и в комнату вошел Николас, он холодно посмотрел на Аманду Уоринг.
— Мисс Уоринг, — с угрозой в голосе произнес он.
Джессика сразу же поняла, что он видел, как журналистка вошла в комнату вслед за ней, и поспешил на помощь. Прежде чем он успел произнести то, что еще враждебнее настроило бы эту женщину, она подошла к нему и спокойно спросила:
— Николас, вы действительно угрожали мисс Уоринг увольнением, если она напечатает что-либо обо мне?
Стиснув губы, он сверху вниз посмотрел на нее.
— Да, я это сделал, — признался он, полоснув Аманду жестким взглядом. — Но я больше не причиню ей вреда, — спокойно добавил он, однако его тон был неумолим.
— Спасибо, Николас, я вполне способна позаботиться о себе сама, — колко произнесла Джессика.
— Конечно, можешь, — снисходительно согласился он, разговаривая с ней, словно с ребенком.
Разъяренная, Джессика схватила его за руку, вонзив в нее свои ногти:
— Нет, Николас. Я не буду стоять в стороне и спокойно наблюдать, как все кругом бросают мне милостыню под воздействием твоего давления. Я не ребенок и, тем более, не идиотка, я взрослый человек, и не надо обращаться со мной, как с сумасшедшей!
30 
