Особенно,... 
37 
— Я был бы чрезвычайно глуп, если б не предпринимал шагов по обеспечению безопасности своего состояния, — заметил он. — Я не думаю, что ты предъявила бы мне иск, дорогая, но я должен учитывать то, что несу ответственность перед другими людьми, доверившимися мне. Финансовое благополучие множества людей зависит от меня — как моей семьи, так и моих служащих, — и я не могу со спокойной совестью делать то, что может угрожать их будущему.
— Все твои любовницы в обязательном порядке подписывали отказ от всяческих претензий к тебе? — требовательно спросила она, сердито смахивая одинокую слезу, упавшую с её ресниц. — Для этого существует единая форма, полностью заполненная, за исключением имени и даты? Сколько же других женщин проживает в квартирах или домах, которые ты так любезно им предоставил?
— Нет! — отрезал он. — Не думаю, что прошу слишком многого. Ты что, искренне полагала, что я, сделав тебя своей любовницей, забуду о других своих интересах? Не потому ли ты так разозлилась, что я сделал так, чтобы ты наверняка не смогла получить от меня денег больше, чем те, что я добровольно тебе даю?
Он допустил ошибку, выпустив её руку: она размахнулась изо всех сил и влепила ему такую пощечину, что её ладонь загорелась от удара. Джессика заплакала, слёзы ручьями полились по её лицу, а она сглатывала их, стараясь остановить, и снова в попытке вырваться от него начала бороться. Результат оказался таким же, как прежде: он просто держал её, не давая возможности наносить новые удары, пока она не выдохлась и не обессилела. Боль и гнев смешались с её чувством полной беспомощности от того, что он держал её таким образом, и с полным расстройством от того, что она не смогла заставить его увидеть, как глубоко он ошибается в ней, и она перестала даже пытаться унять слёзы. Мучительно рыдая, она уткнулась лицом ему в плечо и дала выход охватившей её душевной буре.
— Джессика! — процедил он сквозь зубы, но она едва слышала его и не обратила внимания. Какая-то малая часть её знала, что он должен быть разъярён из-за того, что она ударила его, — Николас был не из тех, кто позволил бы любому, будь то мужчина или женщина, безнаказанно бить себя, — но в данный момент ей просто не было до этого дела. Её хрупкая фигурка судорожно содрогалась от плача. Этому никогда не будет конца — сплетням и инсинуациям по поводу её брака. Даже если Николас не позволяет кому-либо ещё злословить о ней, сам он, однако же, верит во всю эту ложь. И он, казалось, не понимал того, что она могла вынести оскорбления от всех остальных, но только не от него, потому что любила его.
— Джессика, — его голос звучал теперь ниже, мягче, и он успокаивающе сжал её плечи. Она почувствовала, как его руки коснулись её спины, успокаивающе поглаживая вверх-вниз, и он крепче прижал её к себе.
С нежными уговорами Николас убедил её отнять лицо от его плеча, вытер ей нос и глаза своим носовым платком, словно она была ребёнком. Джессика уставилась на него, её глаза всё ещё блестели от слёз, но даже сквозь застилавшую взгляд пелену она смогла увидеть красную отметину у него на щеке в том месте, где ударила его. Дрожа всем телом, она дотронулась до пятна.
— Я… мне очень жаль, — проговорила она, произнося извинения срывающимся хриплым голосом.
Без слов он повернул голову и поцеловал её пальцы, затем слегка наклонился, одновременно приподняв её, и прежде чем она смогла перевести дыхание, начал целовать. Его горячий и неистовый рот, словно изголодавшийся хищник, вкушал её, обжигал и исследовал. Его рука передвинулась вниз в поисках её груди, скользнула по её бедру от талии и ниже, к коленям, нетерпеливо переместившись под ткань её платья. Джессика с ужасом поняла, что он потерял контроль над собой, движимый своим гневом и борьбой с нею, плавностью изгибов её тела и собственным возбуждением. Он даже не предоставил ей шанс воспрепятствовать ему, и страх заставил участиться её сердцебиение, как только она представила себе, что на этот раз может оказаться не в состоянии остановить его.
— Николас, нет. Не здесь. Нет! Перестань, милый, — шептала она горячо и нежно. Она не пыталась бороться с ним, чувствуя, что сейчас это распалит его ещё больше. Он причинял ей боль. Его руки были всюду, касаясь её там, где никто никогда раньше не касался, он потянул её за одежду. Она подняла руки и взяла в ладони его лицо, тихо и быстро повторяя снова и снова его имя до тех пор, пока он вдруг не взглянул на неё, и она поняла, что завладела его вниманием.
37 
