Особенно,... 
41 
— Джессика, — хрипло произнёс он, — не плачь. Я не причиню тебе боли.
Как он не понимает? Он уже причинил ей боль, он разбил её сердце. Она отвернулась от него и судорожно закусила до боли губу, не в силах что-либо сказать.
Он приподнялся над ней и вынул из кармана носовой платок, чтобы вытереть ей лицо.
— Ладно, — сказал он мрачно, — я не хочу заниматься впервые с тобой любовью на диване в чужом доме. Я хочу тебя в постели, ma chere, долгие часы, когда я смогу показать тебе, как это должно происходить между мужчиной и женщиной.
— С любой женщиной, — горько сказала она, вспоминая Диану.
— Нет! — отчаянно запротестовал он. — Не думай о ней, она значит для меня меньше, чем ничего. Я был глуп… прости, дорогая. Я хотел разрядиться с нею, снять напряжение, которое ты вызываешь во мне и не даёшь удовлетворения, а вместо этого я обнаружил, что она оставляет меня холодным.
— Правда? — язвительно спросила Джессика, впиваясь в него взглядом. — Ты не показался мне таким холодным.
Он отбросил мокрый от слёз платок и схватил её подбородок одной рукой.
— Ты думаешь, нет? Я действовал так, как если бы был охвачен страстью? — требовательно спросил он, вынуждая её смотреть на него. — Разве я целовал её так, как целую тебя? Разве я говорил ей нежности?
— Да! Ты называл её… Нет, — запутавшись, перебила она сама себя. — Ты сказал, что она прекрасна, но ты не…
— Я не называл её любимой — так, как я называю тебя, верно? Один поцелуй, Джессика! Один поцелуй, и я понял, что она не в состоянии даже пытаться затушить тот пожар, который ты во мне зажгла. Ты меня не простишь за тот единственный поцелуй?
— А ты простил бы мне? — выдохнула она, пытаясь отвернуться, но он крепко держал её. Против собственной воли она смягчалась, помимо воли позволяя ему убеждать себя. Ей так было уютно под тяжестью его прижимающегося к ней тела, в кольце его надежных рук, что она почувствовала готовность простить ему любой проступок, при условии что у неё по-прежнему будет возможность прикасаться к нему.
— Я бы вырвал тебя из рук любого, кто оказался бы достаточно глуп, чтобы прикоснуться к тебе, — мрачно заверил он её, — и свернул бы ему челюсть. Не думаю, что сумел бы справиться с собой, если бы увидел, что кто-то целует тебя, Джессика. Но я никогда не убегал бы от тебя, я забрал бы тебя с собой.
Она вздрогнула и прикрыла глаза, вспоминая те ужасные мгновения, когда она застала их в объятиях друг друга.
— Я тоже не могу сдержаться, Николас, — призналась она хрипло. — Я не могу вынести, видя, как ты любезничаешь с другой женщиной. Это разрывает меня на части.
— Джессика!
Это было её первое признание в том, что она к нему неравнодушна, хотя бы немного. Несмотря на их сближение, произошедшее за последние недели, она всё ещё отказывалась говорить ему о своём влечении к нему. Теперь она больше не могла этого скрывать.
— Джессика! Посмотри на меня! Посмотри на меня!
Он неистово встряхнул её, и её глаза распахнулись, уставившись в его — пылающие и торжествующие.
— Скажи мне, — настойчиво потребовал он, всё ниже склоняясь к ней, приближая свой рот к её. Его рука легла на её грудь, почувствовав предательское усиленное сердцебиение, и задержалась, чтобы с нежностью погладить мягкие женственные изгибы.
— Скажи мне, — прошептал он и легко коснулся её губ своими губами.
Она положила руки ему на плечи и крепко прильнула к нему, к его силе, поскольку её собственная была смыта половодьем чувств.
— Я люблю тебя, — хрипло простонала она. — Я пыталась не… ты так… высокомерен. Но я не смогла справиться с собой.
Николас прижал её к себе так сильно, что она вскрикнула, и он сразу же ослабил хватку.
— Моя, — пробормотал он, осыпая горячими поцелуями её лицо. — Ты моя, я никогда не отпущу тебя. Я обожаю тебя, милая. За эти недели я стал полубезумен от отчаянья, желая тебя, но боясь отпугнуть. Больше тебе не будет пощады, ты станешь моей женщиной сейчас же!
И он радостно рассмеялся, а потом сел и помог ей натянуть платье. Он застегнул молнию, и его крепкие руки сомкнулись на её талии.
— Давай уедем сейчас, — произнёс он прерывистым голосом. — Я так тебя хочу!
Джессика вздрогнула от неприкрытого желания, прозвучавшего в его голосе, радостного, но также и пугающего. Пришло время, когда он больше не позволит ей избегать его, и хотя на душе у неё всё пело от его признания в любви, она по-прежнему опасалась этого человека и той власти, которую он приобрёл над нею.
41 
