69 
– Не смей ее так называть. Ты ничего не знаешь об этой девушке, и у тебя нет никаких прав называть такими словами ее или меня. Ты вообще мало что обо мне знаешь, поэтому…
– Вот именно! Ты верно сказала: я мало о тебе знаю!
– А как же твоя служба безопасности? – скептически скривила рот Инга. – Неужели ты, прежде чем допустить меня к своей дочери, не навел обо мне справок? Как это Чернов поступил так опрометчиво? А вдруг я – террористка, наемная убийца или шпионка?
– Ты – богатенькая дамочка, тусовщица, пресытившаяся столичными развлечениями и приехавшая сюда в поиске новых приключений, вот кто ты! – Алексей забыл о своем основном правиле – в спорах не переходить на личности, но сейчас обида заслоняла ему глаза, он не хотел и не мог видеть ничего другого. Ему хотелось сказать Инге что-нибудь обидное, чтобы увидеть в ее серых глазах не холодный вызов, а слабость, страх… Слезы, черт возьми, обычные женские слезы. Ему хотелось причинить ей такую же боль, какая сейчас терзала его.
– Интересная характеристика, возьму ее себе на заметку, когда в следующий раз буду кому-либо представляться! Служба безопасности составила или ты сам проявил чудеса психологии? – ядовито выплюнула Инга и высокомерно вздернула подбородок. – Странно только, что с такой характеристикой ты допустил меня к Лизе!
– Вот именно! Допустил тебя к Лизе! Слишком опрометчиво я поступил, ты верно сказала. Ну что ж, я исправляю свою… оплошность, – проговорил Алексей вкрадчивым тоном, старательно сдерживая эмоции. И, вздернув, как и она, подбородок, отчеканил: – Чтобы я больше не видел тебя рядом с моей дочерью!
– Чернов, ты серьезно?.. – Инга не была готова к такому решению и в первое мгновение опешила.
Алексей с удовлетворением отметил в ее глазах растерянность, сменившую вызов, и еле сдержал торжествующую улыбку.
– Да, я серьезно. Чтобы ты больше не смела подходить к моей дочери!
– Чернов, ты поступаешь глупо…
Вот этого он уже не мог снести и перешел с шепота на крик:
– Никто не смеет говорить Чернову, что он поступает глупо! Тем более ты! Я тебе ясно сказал?!
– Яснее и быть не может! Разбирайся сам со своими проблемами! – не сдержавшись, в запальчивости выкрикнула Инга. – А я больше ни к тебе, ни к дочери твоей не подойду ни на шаг, раз ты чураешься меня как прокаженной! Всего доброго, Чернов! Желаю счастья в работе и личной жизни!
И в этот момент Инга заметила Лизу, которая высунула любопытную и одновременно растерянную мордочку в проем приоткрытой двери. На секунду взгляды Инги и Лизы встретились. Инга первая опустила глаза.
– Своей дочери сам все объяснишь, – сказала она, указав Алексею на дверь, за которой тут же спряталась Лиза. И ушла.
Инга бродила вдоль линии прибоя до тех пор, пока чернильная темнота полностью не поглотила очертания предметов. На юге темнеет рано и стремительно, будто ночь одним движением набрасывает черное покрывало на город.
Разувшись и закатав штанины летних брючек, девушка осторожно ступала по мокрой гальке, и набегающие на берег ленивые волны утихомиренного, почти уснувшего моря, ласково трогали ее оголенные ноги. «Не переживай… Не переживай…» – слышалось ей в сочувственном и успокаивающем шепоте ночного прибоя.
Инга немного поднялась вверх по берегу – туда, где уже не доставали волны, – и села на еще не остывшую от дневного солнца гальку. Обхватив руками колени, она обреченно уткнулась в них подбородком. Думать ни о чем не хотелось. Если думать – возникнет слишком много мыслей, которые разбередят душу до ненужных слез, раздуют обиду до невероятных размеров. И хуже всего будет, если она начнет жалеть себя. Она не любила, когда ее жалели другие, и уж совсем скверно становилось, если начинала жалеть себя сама.
Слишком, слишком сильно она привязалась и к Лизавете, и к Алексею. И совсем забыла о том, что ее отпуск рано или поздно закончится и ей надо будет возвращаться в Москву, оставляя здесь свои привязанности. Не от этого ли хотела уберечь ее бабушка в символических снах, когда просила «не лезть в чужой сад»? Чего уж теперь гадать… Да и Маша была в чем-то права, когда заявила, что она – «московская» – вскоре уедет, а прикипевшие к ней люди останутся здесь, в своей обычной провинциальной жизни.
Инга выбрала камешек и с силой метнула его в море, вложив в этот бросок все свои эмоции. Лизка тоже так метала камешки, когда обижалась на папочку. Эх, Чернов, если ты так и дальше будешь обижать барышень, на этом пляже не останется гальки, она вся окажется в море… Эта мысль вызвала легкую улыбку. Инга взяла еще один камешек, но в этот момент в ее сумочке затренькал мобильный.
69 
