Особенно,... 
42 
– Даш-ша, что с тобой? Что случилось? Почему ты здесь? – продолжал он настойчивые расспросы.
– Антонио… Антонио, мне страшно.
– Кариньо, пойдем домой. Здесь холодно.
– Нет! Я боюсь!
– Что случилось?! – в этот раз ему пришлось прикрикнуть на меня, дабы добиться более-менее вразумительного ответа.
– Это опять, опять, Антонио! Этот дом – страшный, люди правду говорят. Ну почему ты его купил?
Я заревела, уткнувшись ему в грудь, а он, утешая, гладил меня по волосам и шептал что-то ласковое на своем языке. Что – я не понимала, но интонации были нежные, полные любви. Он понимал меня, сочувствовал. И я, успокаиваясь от теплых прикосновений его широкой ладони к моим волосам, перестала плакать.
– Антонио, это опять произошло, опять. Ты поверь мне, пожалуйста, поверь…
– Да, верю, Даш-ша, верю тебе.
Я рассказала ему все – о свете, шагах, разбитой вазе, приоткрывшейся двери. Мне казалось, что муж на этот раз и в самом деле верит моим словам. По крайней мере, слушал он не перебивая, крепко прижимая меня к себе, потому что я дрожала от холода, но в дом возвращаться отказалась, пока не расскажу все, что хочу. Однако, когда я закончила и попросила Антонио подняться вместе на третий этаж, чтобы выяснить, кто там прячется, он с безжалостным спокойствием ответил:
– Даш-ша, в доме никого нет.
– Ты мне не веришь!
– Верю, верю…
– Тогда пошли! Пошли! – крикнула я, вскакивая на ноги и хватая его за руку. Антонио неожиданно зашипел, будто от боли, и выдернул свою ладонь из моей.
– Что такое? – обеспокоенно спросила я.
– Ничего, ничего. – Он сунул руку в карман и торопливо произнес: – Идем, кариньо. Хорошо, если ты хочешь подняться наверх, идем. Мне надо взять ключ от двери.
– Она не заперта! Я слышала, как она открывается!
– И все же я возьму ключ, – упрямо настоял муж.
Мы вошли в дом и поднялись на второй этаж: Антонио – уверенно, я – боязливо озираясь по сторонам.
– Подожди меня здесь, – попросил он возле дверей своего кабинета. Но я рванулась следом:
– Нет! Я с тобой! Боюсь оставаться одна.
Антонио характерно закатил глаза, но сдался:
– Хорошо.
В кабинете он решительно подошел к столу и выдвинул верхний ящик. Я стояла чуть в стороне, делая вид, что мне абсолютно не интересно, что лежит в нем. Одной рукой Антонио копался в ящике в поисках ключа, другой оперся о столешницу.
– Что у тебя с рукой? – встревоженно спросила я, заметив, что на белом листе бумаги, который лежал на столе и которого неосторожно коснулся мой муж, отпечаталось небольшое пятнышко крови.
– В ресторане разбил стакан. Ничего страшно, кариньо, мне не больно.
– Надо забинтовать, – сказала я по-русски, так как не знала, как это будет по-испански. И изобразила жестом.
– Неважно. Потом. Вот ключ, Даш-ша, ты все еще хочешь идти наверх?
– Да.
Мы дошли до площадки между вторым и третьим этажами, и я в изумлении остановилась. Осколков не было. Площадка была девственно-чистой.
– Кариньо, идем? Что с тобой?
– Антонио, ты заходил в дом? – спросила я, надеясь, что он приехал с работы, зашел в дом, увидел осколки и убрал их. Ага, и спокойно прошел мимо меня, уснувшей во дворе на лавочке…
– Нет, – ожидаемо отверг он мое хлипкое объяснение. – Я поставил машину в гараж, а потом увидел тебя. Что случилось, Даш-ша?
– Ничего, – помотала я головой. – Здесь была… как это сказать по-испански… В общем, стекло. Теперь его нет. Где оно?
Муж посмотрел на меня тем неприятно-сочувствующим взглядом, который не оставлял сомнений в том, что он мне не верит, более того, мой рассказ считает чуть ли не бредом и это его всерьез беспокоит.
– Пошли, Антонио, – без всякого энтузиазма позвала я его и первой стала подниматься на площадку верхнего этажа.
Дверь оказалась запертой. Она не могла приоткрыться, потому что была заперта на ключ. Черт возьми. Я схожу с ума. Не понимаю, что проиходит или не происходит в этом доме. Или что-то происходит со мной. Что-то очень нехорошее. Антонио, бросив на меня еще один обеспокоенный взгляд, потому что я в неком оцепенении наблюдала за тем, как он отпирает дверь, открыв ее, включил захваченный вместе с ключом маленький фонарик и пригласил:
– Идем.
Мы снова, как в прошлый раз, обошли пыльное помещение, в котором, кроме каких-то старых стульев, буфета и шкафа, ничего не было, и в тяжелом молчании спустились на второй этаж, к нашей спальне. Все ясно. Ясно, что ничего не ясно мне, но все ясно со мной. И слова тут не нужны. Я молча забралась под одеяло, Антонио отнес ключ с фонариком в кабинет и вернулся ко мне. Сбросив дорогой деловой костюм прямо на пол, он лег ко мне и обнял меня руками.
42 
