69 
– Я понял, – поморщился он. – Хорошо, постараюсь сделать так, как вы просите. Если я вам пообещаю, что не буду разыскивать Ингу, мешать, как вы выразились, вы пообещаете звонить мне и держать в курсе всего, что с ней происходит?
Вадим бросил на Алексея короткий одобрительный взгляд и так же с ожиданием задержал его на Любе. Но та, однако, не торопилась с ответом, будто что-то прикидывала, в чем-то сомневалась.
– Не могу обещать, Алексей. Вначале мне нужно будет поговорить об этом с самой Ингой, и если она согласится…
– Помогите, пожалуйста! Уговорите ее, – умоляюще сложил ладони перед грудью Чернов.
– Я постараюсь, Алексей, не обещаю, но постараюсь.
– Спасибо!
Появившаяся на кухне Лиза избавила Любу от тяготившего разговора. Женщина любила гостей, но на этот раз вздохнула с облегчением, когда те стали прощаться.
После их ухода она взяла телефон и набрала номер подруги:
– Инга, твои только что у меня были. Кажется, удалось убедить их не искать тебя, но кто знает… Может, они решили караулить тебя возле моего дома.
– Я поняла, Люба! – отрывисто произнесла Инга. – Мы поедем сразу к Виктору на дачу, а потом он заедет за моими вещами.
– Умница, девочка! – похвалила Люба. – Буду его ждать.
* * *
К ночи пошел дождь. Слушая, как он шуршит по листве и мерно стучит по подоконнику, Инга подумала, что вот, пожалуй, и закончилось лето. Где-то на юге, в том городке, откуда она родом, лето еще долго будет баловать отдыхающих смеющимся солнцем, ласковым ветром с соленым привкусом морских брызг, а здесь оно ушло – как обычно, не попрощавшись, стремительными шагами. И, странное дело, ей, любительнице тепла и света, сейчас не было грустно, как обычно становилось в дни, когда осень небрежными мазками обозначала свое владычество. Сейчас от шуршания дождя становилось так спокойно, как не было уже давно.
Она сидела в плетеном кресле, забравшись в него с ногами, куталась в шерстяное одеяло, пахнущее сеном, и смотрела на затихающий в камине огонь. Пожалуй, для полного уюта не хватало лишь мурлыкающей на коленях кошки да бокала красного вина. Кошку ей заменяла книга, от чтения которой Инга оторвалась, едва услышала перестук капель. А вместо вина была чашка зеленого чая. Она бы предпочла черный, с мятой или чабрецом, как готовила дома, но Виктор любил зеленый, поэтому в его запасах другого не оказалось.
Он обещал привезти завтра черного чая. Инга сперва возразила, сказав, что прогуляется до ближайшего сельмага и купит все, что необходимо. Но Лучкин развеял мечты о прогулке, сказав, что дача находится в таком уединенном месте, что до ближайшей деревни пешком через поля и лес идти добрых десять-пятнадцать километров.
Так оно и было. По дороге Инга оценила из окна машины девственную красоту пейзажа: покрытые сочно-зеленой травой, будто раскрашенные акварелью, луга, которые разделяла извилистая, словно вырезанная по лекалу темно-синяя лента местной реки. Вдали густел непролазный на первый взгляд лес. Дача Виктора пряталась в одном из наиболее крутых изгибов реки и стояла немного уединенно от остальных домишек, сгруппировавшихся, будто опята, в одну семью в другом речном изгибе – на этот раз уже самом плавном, почти ровном.
– Я практически не общаюсь с соседями, так что вряд ли тебя кто-то побеспокоит, – пояснил Лучкин, когда они поставили машины во дворе. – Сюда приезжаю за покоем и одиночеством.
– Я помню, что ты не любишь общество, – заметила тогда Инга.
– Ну… Правильней сказать, что больше люблю одиночество, чем общество.
– Как же тебе, такой популярной персоне, о которой поклонники хотят знать все, вплоть до того, что ты ешь на завтрак, удается вести такую скрытную жизнь? – вполне искренне удивилась она. – И при этом лишь набирать популярность!
– А загадочность привлекает внимание не меньше скандальных похождений, – засмеялся Виктор. – И даже больше. Когда все на виду, интерес быстро угасает. А когда приходится выискивать, докапываться, разнюхивать…
– Тебе нравится, чтобы о твоей жизни вот так разнюхивали?
– Нет. Но я поступаю хитро: то, что считаю нужным, «зарываю» неглубоко. Публика получает свою долю информации, при этом остается с ощущением, что раздобыла ее, а не получила в готовом и разжеванном виде. Но самое главное, что я не считаю нужным обнародовать, остается при мне. Народ довольствуется тем, что было лишь присыпано для виду землей, принимая это за мои «секреты», и глубже уже не копает.
69 
