Он наложил прохладные ладони на лоб Плясуньи, замер ненадолго, прислушиваясь к собственным ощущениям, и нахмурился. Девушка почти обессилела, смерть уже не флиртовала с ее почти сложившей оружие жизнью – она готовилась к победному маршу. Еще немного – и будет поздно. Юноша развязал веревочку на котомке, которую принес с собой, вытащил пузырек с настойкой, мешочек с травами и, немного помедлив, свечу. Страшно, страшно ему было, как никогда в жизни. Но делать нечего, в этой толстой свече из смешанного с травами воска заключалось спасение девушки, и другого способа вернуть ее к жизни не существовало. Отбросив все колебания, он зажег свечу, зажал ее в кулаке, а вторую ладонь положил на лоб девушки и принялся сосредоточенно читать заговор.
Стороннему слушателю, если бы таковой случайно оказался рядом, его бормотание показалось бы монотонной заунывной песней, слов которой нельзя разобрать. Тихое и осторожное, словно пробные шаги, нашептывание постепенно набирало амплитуду, и вот юноша, закрыв глаза и запрокинув голову, уже почти в полный голос забормотал свою «песню», нисколько не тревожась за то, что может быть услышан сторонними. Свеча коптила, ее пламя подрагивало, и тонкий, едва уловимый запах трав и воска разливался по помещению, дурманил сознание юноши. Он усилием воли смаргивал наплывающий на него медовый сон и, силясь прогнать образы, застилающие сознание, продолжал читать заговор. Нельзя открываться, он должен оставаться в сознании и при силе, иначе погибнет и девушка, погибнет и он сам. Он чувствовал, как энергия, густая и черная, будто деготь, наполняет его тело. Ее было так много и была она такой стихийной, что он чуть не захлебнулся в ней, как в вышедшей из берегов неуправляемой реке. Если такой силой напитать умирающую девушку, она сожжет ее, будто пламя – сухую былинку, и юноша осторожно, пропуская силу через себя, разделял ее на капли. Его сердце заходилось в учащенном ритме, и не волнение было тому виной. С удовлетворением он ощущал, что с его разогретых ладоней по каплям стекает невидимая энергия и наполняет безжизненное тело девушки. Стараясь не дышать глубоко, он с восторгом отмечал, что поначалу прерывистое дыхание больной выравнивается. И вот уже неуверенно задрожали ее стрелы-ресницы, а сквозь приоткрывшиеся малиново-сочные губы вырвался тихий вздох. Девушка оживала. Достаточно. Не навредить бы… Он капнул в приоткрытый рот Плясуньи целебной настойки и радостно улыбнулся. Девушка будет жить. Она справится. Не удержавшись, юноша наклонился и поставил прочную печать поцелуя на ее губах…»
Ника отложила этот лист и взяла другой.
«…Однажды он пришел в деревню ближе к ночи, когда легкая темень сглаживала очертания, превращала острые углы в округлости, растушевывала четкие линии. Он знал, что уже не встретит свою Плясунью – слишком поздно. Но прийти в деревню, в которой жила девушка, вынудила его тоска, которая в эту ночь казалась по-волчьему острой.
Он побродил по опустевшим деревенским улицам, вспоминая те короткие мгновения счастья, которые пережил, украдкой наблюдая за Плясуньей. Постоял возле ее избы, глядя на черные окна и мечтая, что вдруг в одном из них зажжется свет и мелькнет знакомый силуэт. Он стоял так очень долго, рискуя попасть на глаза какому-нибудь праздно шатающемуся по ночным улицам жителю деревни, и, лишь окончательно смирившись с мыслью, что сегодня ему не увидеть девушки, развернулся и побрел прочь.
Он шел в тяжелой и липкой тишине по безлюдной улице, освещенной желтой, круглой и ноздреватой, как блин, луной. Деревня, казалось, вымерла. Дома уснули, сгорбившись под треугольными крышами-одеялами и чернея слепыми окнами-глазницами. Ни души. И было в этом безлюдном безмолвии что-то одновременно и умиротворяющее, и пугающее…»
Ника перевернула лист, надеясь найти окончание истории, но обратная сторона была чиста. Повествование обрывалось. Неужели Эдичка не вложил в конверт окончание этой главы?
– Оль! – позвала она подругу и, когда та появилась, спросила: – Ты не открывала этот конверт?
– Нет, он уже был открыт, – настороженно ответила Ольга. – А что случилось?
– Ничего. Просто такое ощущение, будто не хватает окончания главы. Возможно, его не было с самого начала, но, может быть, он выпал из пакета. Ты случайно не находила в квартире еще одного листочка?
– Нет, – покачала головой подруга и на всякий случай добавила: – И по дороге, я уверена, из конверта ничего не выпало. Я несла его очень аккуратно.