ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  58  

Он наложил прохладные ладони на лоб Плясуньи, замер ненадолго, прислушиваясь к собственным ощущениям, и нахмурился. Девушка почти обессилела, смерть уже не флиртовала с ее почти сложившей оружие жизнью – она готовилась к победному маршу. Еще немного – и будет поздно. Юноша развязал веревочку на котомке, которую принес с собой, вытащил пузырек с настойкой, мешочек с травами и, немного помедлив, свечу. Страшно, страшно ему было, как никогда в жизни. Но делать нечего, в этой толстой свече из смешанного с травами воска заключалось спасение девушки, и другого способа вернуть ее к жизни не существовало. Отбросив все колебания, он зажег свечу, зажал ее в кулаке, а вторую ладонь положил на лоб девушки и принялся сосредоточенно читать заговор.

Стороннему слушателю, если бы таковой случайно оказался рядом, его бормотание показалось бы монотонной заунывной песней, слов которой нельзя разобрать. Тихое и осторожное, словно пробные шаги, нашептывание постепенно набирало амплитуду, и вот юноша, закрыв глаза и запрокинув голову, уже почти в полный голос забормотал свою «песню», нисколько не тревожась за то, что может быть услышан сторонними. Свеча коптила, ее пламя подрагивало, и тонкий, едва уловимый запах трав и воска разливался по помещению, дурманил сознание юноши. Он усилием воли смаргивал наплывающий на него медовый сон и, силясь прогнать образы, застилающие сознание, продолжал читать заговор. Нельзя открываться, он должен оставаться в сознании и при силе, иначе погибнет и девушка, погибнет и он сам. Он чувствовал, как энергия, густая и черная, будто деготь, наполняет его тело. Ее было так много и была она такой стихийной, что он чуть не захлебнулся в ней, как в вышедшей из берегов неуправляемой реке. Если такой силой напитать умирающую девушку, она сожжет ее, будто пламя – сухую былинку, и юноша осторожно, пропуская силу через себя, разделял ее на капли. Его сердце заходилось в учащенном ритме, и не волнение было тому виной. С удовлетворением он ощущал, что с его разогретых ладоней по каплям стекает невидимая энергия и наполняет безжизненное тело девушки. Стараясь не дышать глубоко, он с восторгом отмечал, что поначалу прерывистое дыхание больной выравнивается. И вот уже неуверенно задрожали ее стрелы-ресницы, а сквозь приоткрывшиеся малиново-сочные губы вырвался тихий вздох. Девушка оживала. Достаточно. Не навредить бы… Он капнул в приоткрытый рот Плясуньи целебной настойки и радостно улыбнулся. Девушка будет жить. Она справится. Не удержавшись, юноша наклонился и поставил прочную печать поцелуя на ее губах…»

Ника отложила этот лист и взяла другой.

«…Однажды он пришел в деревню ближе к ночи, когда легкая темень сглаживала очертания, превращала острые углы в округлости, растушевывала четкие линии. Он знал, что уже не встретит свою Плясунью – слишком поздно. Но прийти в деревню, в которой жила девушка, вынудила его тоска, которая в эту ночь казалась по-волчьему острой.

Он побродил по опустевшим деревенским улицам, вспоминая те короткие мгновения счастья, которые пережил, украдкой наблюдая за Плясуньей. Постоял возле ее избы, глядя на черные окна и мечтая, что вдруг в одном из них зажжется свет и мелькнет знакомый силуэт. Он стоял так очень долго, рискуя попасть на глаза какому-нибудь праздно шатающемуся по ночным улицам жителю деревни, и, лишь окончательно смирившись с мыслью, что сегодня ему не увидеть девушки, развернулся и побрел прочь.

Он шел в тяжелой и липкой тишине по безлюдной улице, освещенной желтой, круглой и ноздреватой, как блин, луной. Деревня, казалось, вымерла. Дома уснули, сгорбившись под треугольными крышами-одеялами и чернея слепыми окнами-глазницами. Ни души. И было в этом безлюдном безмолвии что-то одновременно и умиротворяющее, и пугающее…»

Ника перевернула лист, надеясь найти окончание истории, но обратная сторона была чиста. Повествование обрывалось. Неужели Эдичка не вложил в конверт окончание этой главы?

– Оль! – позвала она подругу и, когда та появилась, спросила: – Ты не открывала этот конверт?

– Нет, он уже был открыт, – настороженно ответила Ольга. – А что случилось?

– Ничего. Просто такое ощущение, будто не хватает окончания главы. Возможно, его не было с самого начала, но, может быть, он выпал из пакета. Ты случайно не находила в квартире еще одного листочка?

– Нет, – покачала головой подруга и на всякий случай добавила: – И по дороге, я уверена, из конверта ничего не выпало. Я несла его очень аккуратно.

  58