198 
Повар, на беду, как раз вошел в кают-компанию с яичницей для Атиллы, и получился небольшой скандал, в результате которого жидкий горячий желток оказался на старпомовских коленях. Повар был немедленно наказан запрещением покидать камбуз на сутки, боцману было сделано внушение по поводу морального духа команды, второму механику дан наряд на доставку еды с камбуза – в общем, никто не был рад жизни в это хмурое утро.
– А что это Себас так разозлился? – спросила Магдала у Розы в библиотеке. – И почему с топором?
Роза не стала пить кофе за завтраком и теперь возилась с электрочайником в закутке у самой переборки. Она посмотрела на Магдалу поверх очков.
– «Пятнадцатилетний капитан», – сказала она и снова принялась клацать кнопкой, – черт… опять заедает!
– Он не капитан, он повар.
– Дитя мое, – очень ласково отозвалась Роза (это означало, самое меньшее, что чайник сейчас же вскипит от ее гнева), – «Пятнадцатилетний капитан» – это старинный роман. Ты не читала, я понимаю.
– А… но…
– Нет. – Чайник наконец щелкнул и стал тихонечко шипеть. – Нет, Магдала. Сейчас у нас по расписанию викинги, руны и премудрые эльфийские священники. Но вкратце: одним из героев является злокозненный повар Негоро, которого на самом деле зовут Себастьян Перейра. И в отличие от нашего Себаса, он не ищет клады, а торгует рабами. Так вот, этот Себастьян – не наш Себас! – подкладывал топор под компас, чтобы сбить корабль с курса.
– Зачем?
– Неважно. Хотел украсть кое-кого.
– А нашему Себасу тогда зачем?
– В том-то и дело, – сказала Роза. – В том-то и дело. Наш Себас тут совсем ни при чем. Это, милая, корабль. Тебе какой чай – черный, зеленый или с фруктами?
– Как может корабль сам сворачивать с курса?.. Малиновый, пожалуйста. Ага, спасибо… И зачем?
– Думаю, корабль просто не любит эти широты.
У Магдалы опять «двоилось в уме». Она помнила ворчливого старика, с которым начала разговаривать еще сразу после Александрии, в теплом родном Средиземном море. Она знала, что корабль умеет работать с книгами, что совсем недавно у бедолаги было что-то вроде сердечного приступа… но как этот корабль, который столько времени слушается руля и капитана Бека, а до того слушался приказаний других капитанов, – как он может самовольно пожелать или не пожелать куда-то плыть? Разве это не его долг, не его работа, не этим он живет, что ли?
– Он устал, – продолжала Роза, прихлебывая распустившийся в чашке китайский чай. – И у него в этих краях много давних врагов.
Магдала подняла брови. Но Роза не стала объяснять.
– Старые кости на дне, – сказала она пиратским хриплым баритоном, поставила чашку и спросила, как подвигается чтение саг. Магдала отвечала, что уж больно эти древние норвежцы безумные и злобные.
– Мистер Хейердал гораздо симпатичнее. И… и он переплыл океан.
– Эти парни тоже переплывали океан, только с другой стороны. И безумия мистеру Хейердалу было, знаешь ли, не занимать, – в голосе Розы появились мечтательные нотки. – Он, например, верил, что норвежцы родом с юга России, каково? Ничего, придем в Рейкьявик, увидишь сама, какая это земля. Огонь и лед, дитя мое, огонь и лед.
* * *
Нет, не хотелось кораблю плыть в Исландию. Шесть дней плаванья в старину было от острова зеленого до острова белого, и теперь быстрее доплыть не получалось: пытались обойти шторм. Но не удалось.
Магдала стояла с фонариком в утробе «Морской птицы». На самом деле никакой птицы не было, корабль полз во тьме кромешной зверем. Кротом. Или даже вовсе насекомым – жестким, хитиновым, скрежещущим.
Шторм надвигался, капитан по радио велел закрепить подвижные предметы и тем, кто не на вахте, самим закрепиться получше. «Без дела не шастать, напоминаю», – пророкотал он. И выключил освещение, так что Роза ушла к себе со свечой (оказалось, их в одном из ящиков стола целая коробка была заготовлена, и спички тоже), но Магдала боялась ходить по кренившемуся туда и сюда кораблю с живым огнем в руках. Она взяла фонарик, и теперь ей было совсем страшно. Здесь, в холодных морях, все было не так и не то. Все как-то ослабло, перестало быть надежным: вон, синьор Микаллеф долго болел, потом еще эти разговоры, что корабль боится… И страшная пучина Мальстрем, про которую Розе вольно было рассказывать на ночь глядя!
Магдале послышался стон. Это, конечно, ветер ударял в надстройки и волны норовили смять обшивку, но стон был почти как человеческий. Магдала охнула, ткнула фонариком в непроницаемую тьму и пошла, как ей думалось, вперед.
198 
